Народный депутат Украины, лидер партии «Национальный корпус» Андрей Билецкий
Фото: Владислав Мусиенко
Украинский политик, командир полка Национальной гвардии «Азов» АНДРЕЙ БИЛЕЦКИЙ считает, что Россия в любой момент может перевести ситуацию на фронте в «горячую стадию» и тогда военные перспективы украинской армии будут неутешительными. Главными проблемами ВСУ, по мнению Билецкого, является недобор личного состава, отсутствие современных средств ведение войны и разочарование опытных офицеров, большая часть которых уже покинула армию. О том, почему сложилась такая ситуация и что делать для того, чтобы закончить конфликт в Украине, АНДРЕЙ БИЛЕЦКИЙ рассказал в интервью «Апострофу».
— Как вы оцениваете ситуацию на фронте сейчас?
— Сейчас ситуация на фронте оценивается таким образом, что существует неформальная договоренность не двигать линию фронта, то есть сейчас идет самый бестолковый и самый жестокий вид войны. Да, действительно, потерь значительно меньше, чем в активную фазу, но люди фактически гибнут ни за что. Линия фронта не движется и то, что сейчас происходит, — просто убийство ради убийства.
— А перейти в активную фазу ситуация может?
— Говорить о том, может ли она перейти в активную фазу или нет, не имеет никакого смысла, потому что украинская сторона в этой ситуации играет роль посыльного объекта, а Россия — активного субъекта. Если Россия захочет, то изменит все в одну секунду, не захочет — не изменит. Единственное, о чем можно реально говорить, так это о том, что такая ситуация чрезвычайно деморализует военных. Моральное состояние — низкое. Разговоры о доукомплектации армии контрактниками можно только для парадов оставить. На фронте есть норма, какой участок держит батальон, рота и так далее. Так вот, по всем украинским нормам, сейчас обеспеченность личным составом на линии фронта — 40-60%. Огромные прорехи, людей нет, люди не мотивированы. Если, не дай Бог, Россия решит перевести все в горячую стадию, как летом 2014 года, как во времена Дебальцево, то мы снова умоемся кровью, как зимой 2014 года, когда нам рассказывали об изменениях в армии, как мы окрепли и поднялись за это время. А потом случилось Дебальцево, и мы поняли, что мы опять ничего не стоим.
— Какое направление сейчас самое опасное?
— Сейчас никто не пытается сдвинуть линию, поэтому — никакое. Люди, как одна, так и другая сторона, с какой-то периодичностью убивают друг друга, ведут позиционные бои. Это не война. А война — это мобильность, это неожиданность и так далее. Там, где будет сформирован кулак, где решат идти в прорыв, там и будет опасный участок. Они могут выбрать тысячу звеньев. Например, могут попробовать пробиваться к Славянску, выходить на Славянские леса и юг Харьковской области, могут выбрать удар на Мариуполь. Попробовать сломать линию тотально и взять Марьинку, Волноваху, пытаясь отрезать Мариуполь от Запорожской области. То есть, существует огромное количество вариантов, которые могут быть выбраны.
— Что мы можем сделать в этой ситуации?
— В этом и проблема, что на войне нельзя отдавать инициативу, понимаете. Тот, кто первый наносит превентивный удар, тот в огромном выигрыше. Даже если разведка доложила о том, что готовится подобный удар, есть, как минимум, несколько суток для того, чтобы окопаться и так далее. Мы будем всегда отставать — это правила войны. Поэтому, скажем так, пока фронт не движется, но если наш враг решит его подвинуть, то я довольно пессимистично отношусь к украинским военным перспективам.
— Если сравнить возможности украинской армии, Нацгвардии и российской армии в 2014 году и сейчас, какие изменения вы заметили?
— Все показывает война. Во-первых, наш враг тоже не тратил времени даром, боевики ДНР тоже все время тренировались и так далее. Во-вторых, смотря в чем. Да, у нас было много времени, потому что война в основном позиционная. Серьезная техника не ломается и не уничтожается. За два с лишним года мы отремонтировали большое количество советской бронетехники, артсистем и так далее. По количеству техники и вооружения мы стали значительно лучше. Но по внедрению новых методов подготовки войск, новых технических решений, систем связи, беспилотников, цифровых систем управления боя, по этим всем показателям мы находимся в каменном веке. Причем это сверхдешевые технологии. По насыщенности современными оптическими средствами или приборами радиоразведки мы тоже находимся в очень плохом состоянии.
Бойцы в тренировочном центре полка «Азов» Национальной гвардии Украины
Фото: EPA/UPG
— Почему не удалось изменить ситуацию?
— Мы получили столь огромное разочарование в 2015 году, что абсолютное большинство этих людей (военных, — «Апостроф») находятся сейчас в гражданской жизни. Кто-то разочаровался, пьет, кто-то уехал за границу, кто-то занимается своими делами, бизнесом, кто-то ушел в криминал. Они оставляют армию в огромном количестве, зная, какая там реальная ситуация. Там, в современной армии, есть энтузиасты, огромное количество качественных офицеров, но это уже фанаты, которые понимают всю суть, они растворены в бюрократической неэффективной постсоветской военной машине, и поэтому мы проигрываем в моральном плане. Стреляет человек, воюет человек. Но когда ты приезжаешь, и тебе кадровые офицеры ВСУ, которые служили до войны, а затем во время войны, ты знал их как честных, бесстрашных, качественных командиров, говорят: «Я собирался подписать контракт, продолжить служить, но поговорил с другими офицерами, началась такая уставщина, началось возвращение в этот армейский маразм, что я уже не хочу». Если даже такие люди уходят, то что говорить о других. И таких примеров немало. Условно говоря, из каждых десяти моих знакомых пятеро ушли. Это огромный процент. Поэтому у нас нет скелета. В армии есть замечательные люди, а есть большое количество тех, кто просто пришли заработать. И все это прекрасно знают: и офицеры, и солдаты. Такие воевать не будут. Нельзя за 10 или 12 тысяч гривен мотивировать человека всерьез рисковать своей жизнью. Поэтому, чтобы рисковать своей жизнью (а это базовый инстинкт человека — самосохранение), нужны вещи идеального порядка. Или еще больший страх. Или высшие ценности. Если у человека их нет, то воевать он не будет. Крепостные не будут воевать. Мало того, вся информация, которая у меня есть, говорит о том, что принято решение даже в условно элитные подразделения, такие как бригады Нацгвардии, и дальше запихивать срочников, поскольку не хватает кадров.
— Какова ситуация именно в полку «Азов»? Принимает ли он участие в боевых действиях?
— Полк на 101% соответствует той задумке, которая планировалась. А планировалось создать абсолютно добровольное, сверхпрофессиональное подразделение по НАТОвским стандартам. Сейчас полк имеет огромный боевой опыт, полностью переведен на принятые в НАТО стандарты управления, подготовки солдата, сержанта, и так далее. Но главный актив «Азова» — это люди.
— А какой национальный состав полка сейчас?
— Например, в 2014 начале 2015 года было огромное количество западноевропейских комбатантов. Они имели чрезвычайно высокий уровень подготовки. Просто космического уровня люди. Сейчас ситуация поменялась. Сейчас идут словаки и хорваты в огромном количестве. Они воспринимают украинский конфликт как продолжение сербо-хорватского конфликта. Для них это война, которую они сами не закончили. Поэтому много хорватов, прибалтов. Из стран Западной Европы комбатантов сейчас меньше, потому что это профессиональные военные. Они не могут сейчас реализовать себя здесь.
— По ту линию фронта таких тоже намало?
— Есть, но они так называемые леваки, антифашисты. Как говорил Черчилль: следующий фашизм будет называться антифашизмом. Там другое направление. Если у нас в основном это Европа или Грузия, то там это Латинская Америка, частично — Кавказ, арабы в каком-то количестве, сербы. В основном, у них значительно меньше европейских комбатантов, и есть комбатанты из таких удивительных мест, как Латинская Америка или Ближний Восток. Есть выходцы из Колумбии, Бразилии.
— «Азов» очень часто воспринимают как некую Мекку для националистов. Как вы можете объяснить этот феномен?
— Это феномен, но он таким стал потому, что у нас было четкое понимание того, каким он должен быть. Была воля. Конечно, футбольные хулиганы, националисты, несмотря на то, что они — умные, волевые, физически развитые, воспитанные люди, — далеко не самый лучший в дисциплинарном плане материал для создания военной части. Надо было вложить большое количество энергии для того, чтобы превратить это действительно в реальный феномен. В него поверило общемировое военное сообщество. Это уже бренд для «зеленых беретов» в Америке, для частных военных компаний, без шуток. Если говорить о Японии, то там военные игры, страйкбол — чрезвычайно популярные, даже культовые вещи.Там очень любят реконструировать войну на востоке Украины. Это у них сейчас самое любимое. Среди украинской армии наиболее популярная функция — именно полк «Азов», который они активно реконструируют.
Андрей Билецкий (слева) во время торжественного открытия школы сержантов полка «Азов» в Киеве
Фото: УНИАН
— Мы уже начинали говорить о финансировании силовых органов. Сейчас на силовые структуры в Украине выделяется около 5% ВВП, из них 2,5% — на армию. А какое финансирование, по вашему мнению, должно выделяться?
— Не имеет значения, сколько они выделяют. В программе партии «Национальный корпус» (партия Билецкого — «Апостроф») написано в самом начале: «Три первоочередные составляющие национальной безопасности — это консолидированная нация, сильное государство и инновационная экономика». Не бывает мощной страны с экономикой африканского государства, не бывает военной мощи в аграрной стране. Понимаете, фундамент сильной армии — это сильная экономика. Все. Какая разница, сколько они выделяют, переведите это в доллары, сравните с долларовыми суммами, которые выделяют другие страны, и тогда станет все понятно. То есть Петр Алексеевич может выделять 12% или 17%. Но если у нас показатели госбюджета, во время их замечательного правления, сравнимы с африканскими, то о чем мы говорим?
— Раз уж вы вспомнили о Порошенко. На последней встречи нормандской четверки снова встал вопрос о выполнении Минских договоренностей. Какова Ваша позиция относительно этих переговоров и видите ли вы вообще вариант мирного урегулирования этого конфликта сейчас?
— Мы очень жестко выступаем и будем выступать, оставляя за собой любые формы протеста, против идеи изменений в Конституцию для выборов на Донбассе, за возвращение контроля над границей и разоружение. Мы предлагаем простую форму: разоружение, возвращение контроля над границей, выборы. Так мы сможем хотя бы вернуть контроль на государственной границей на большой части своей территории. В противном случае это расползание гангрены сепаратизма по всей стране, потому что мы заведем десятки мажоритарщиков Донецкой и Луганской областей в парламент. Эти люди будут легализованы, их власть с оружием в руках будет полностью легализована и признана мировым сообществом на территории Донецкой и Луганской областей. С юридической точки зрения никто не будет им делать никаких исключений. Если начнется новый конфликт, то это будет уже реальная гражданская война в Украине по всем абсолютно международным нормам.
— Как тогда быть с Минским переговорным процессом?
— Власть загнала себя в фантастически патовую ситуацию. И я лично не понимаю, что они собираются делать дальше. С одной стороны, страна никогда не даст им подписать подобную капитуляцию. Ни президенту, ни парламенту украинский народ не разрешал отрезать огромный кусок территории, и фактически полностью узаконивать террористические группировки. Таких полномочий у них нет, они это прекрасно понимают. Это станет последним днем этой власти в подобной ситуации. С другой стороны, становится понятно, что президент пообещал западным партнерам именно такой сценарий, и именно такой порядок выполнения Минских договоренностей. То есть, менять Конституцию, проводить выборы, потом осуществлять допуск ОБСЕ, а затем допустить украинскую сторону к контролю над границей. Непонятно в каком статусе. Просто допуск, не прописан ни один механизм.
— Как, в таком случае, вы видите идеальное решение ситуации?
— Что касается вообще Минского формата, то он совершенно неудачный. Мы понимаем, что Олланд и Меркель — далеко не пророссийские игроки. Но это слабые звенья в западных странах. Например, Великобритания и США занимают значительно более жесткую позицию по отношению к конфликту и к политике России. Поэтому, во-первых, надо изменить формат. Никто так и не объяснил ни статуса украинских переговорщиков, всех этих Медведчуков, Марчуков, Кучмы, ни статуса России, которая является агрессором, но играет непонятную роль стороннего наблюдателя в этом конфликте, ни статуса ДНР и ЛНР, ни статуса государств-гарантов. У нас же есть Будапештский меморандум. Вообще, перед тем, как что-то обещать Западу, то может быть сначала что-то у него попросим? Простых вещей: открытых обратных гарантий того, что в случае невыполнения договоренностей, нас переведут в статус, условно говоря, так называемого стратегического союзника, как Израиль, или Япония.
— То есть, по вашему мнению, нужно отозвать этот формат?
— Да, во-первых, надо отозвать формат. Нам должны гарантировать нашу безопасность. Например, в течение месяца, в случае невыполнения Россией этих условий, вы даете нам определенное количество вооружения, берете на себя финансирование украинской армии, вкладываете в нашу энергетическую безопасность и независимость, гарантируете нам закупку газа и тому подобное. Но этих гарантий нет, ничего. Мы обещаем, а нам не обещают ровным счетом ничего. Во-вторых, гарантом безопасности на этих территориях может быть только украинские силовики: украинская армия, правоохранительные органы и так далее. Надо отбросить все эти разговоры об ОБСЕ, которая сейчас тратит почти половину своего бюджета в Украине. О каких вооруженных миссиях мы можем говорить, если ОБСЕ и так почти не вытягивает украинскую миссию, их там невозможно увидеть, их численность надо увеличивать в 10 раз для того, чтобы хоть что-то получалось. А теперь представим, что они будут еще и контролировать населенные пункты внутри ДНР и ЛНР… У них и бюджета нет для этого, даже если они до копейки потратят все свои деньги.
— А почему вы считаете, что это имитация, а не решение проблемы?
— Потому что население не понимает статуса ОБСЕ. Им говорят о вооруженной миссии, но не говорят о том, что речь идет только о личном оружии для личной безопасности. То есть представители ОБСЕ не будут выполнять функции полицейских и пограничников. Людей просто обманывают, пользуясь их неосведомленностью и жонглируя определениями. Поэтому нужно менять формат, вводить туда, как минимум, других игроков, таких как Великобритания, США, выходить полностью из разговоров об этих пунктах Минска-2. Минск-2 был нарушен в первый же день, когда началось российское наступление на Дебальцево. И очень забавно, что у нас в Дебальцево стоят российские войска, а на карте Минска-2 — это украинская территория. Не мы же его отдали объективно, это другая сторона все нарушила. Это уже основание для того, чтобы отозвать соглашение, порвать его и начать совершенно новый процесс. И уже в его рамках искать более выгодные для Украины союзников и решения.
Народный депутат Украины, лидер партии «Национальный корпус» Андрей Билецкий
Фото: Владислав Мусиенко
— Возможно только мирное решение проблемы или военное тоже? Как было с блицкригом в Хорватии в свое время.
— Политика — это очень скоротечное дело. Это искусство разрешений. Россия собиралась отобрать Крым с 1991 года. Возможность появилась весной 2014 года. Ждать своего шанса, отслеживать ситуацию, проводить комплексные мероприятия по консолидации своей нации, государства, по развалу государства-противника, искать выгодные моменты, а дальше посмотреть, как получится. Политика очень быстро сейчас меняется, и может быть что угодно. Мы можем готовиться к военному варианту, но в России скоро начнутся центробежные тенденции, и, разваливаясь, Россия не сможет удержать эти территории, которые достанутся Украине. Мы можем готовиться к мирному варианту, но какие-то внешнеполитические процессы приведут к тому, что Путин решит начать наступление и все наши догадки пойдут прахом. Но я бы готовился к обоим вариантам. Как говорится, хочешь мира — готовься к войне.
— Вы считаете, что у Украины такой потенциал есть?
— Безусловно, есть. Ядерная страна никогда не стала бы воевать с другой ядерной страной. Нам придется иметь дело, в лучшем случае, с группировкой сепаратистов и с небольшой частью группировки российской армии. Потому что когда придет тысяча гробов в Россию, это будет уже совершенно другая история. Они не могут себе позволить сверхбольшого присутствия на территории Украины. Это не какая-то непреодолимая сила. Война — это искусство. Если бы в мире все оценивалось в военном плане потенциалами двух стран, то не было бы Александра Македонского, который сорокотысячной армией разгромил почти миллионную армию Персидской империи. Не было бы спартанца Леонида. Не было бы тысячи других примеров, когда страны, вчерашние колонии, как США, побеждали тогдашнюю сверхдержаву — Британскую империю. Россия — это далеко не стальной колосс. Их армия тоже далеко не пример. Она не является морально устойчивой или супероснащенной технически. Россия — это огромная страна, которая имеет огромное количество проблем, врагов и территорию, которую надо удерживать. Россия не может весь свой потенциал потратить в Украине. А с той небольшой его частью, которую Россия в состоянии сюда направить, мы могли бы справиться, даже летом 2014 года.
— Получается, что аннексии Крыма тоже могло не быть?
— Ситуация с Крымом сложнее, но в то же время и здесь все достаточно просто. Вот представьте, что у Путина берут интервью в 2002 году по поводу ситуации с Крымом, и он говорит: «Вы же понимаете, это же сложно, даже невозможно, есть мировые соглашения, Запад и так далее». Но этот человек работал десятилетиями. Кроме того, даже при Ельцине был Лужков, и уже тогда в Крым вкладывались огромные средства — открывались русскоязычные школы, вкладывались средства в городские мэрии, проводились огромные байк-фесты с пропагандой. Про Керченский мост, например, разговоры велись еще в 2012-2014 годах, то есть они его всерьез собирались строить. Привязывали культурно, цивилизационно, и регион ожидал своего часа. Тот, кто скажет, что знает, как решить эту ситуацию за три дня, будет обычным популистом. Надо усиливать свое, ослаблять чужое, ждать удачного шанса. А каким будет этот шанс: военным, политическим, военно-политическим, или дипломатическим — вот это и есть искусство политики.
— Но все-таки, какая работа должна вестись сейчас?
— Более 10 украинских флагов вывесили наши сторонники в Краснодарском крае в день создания партии «Национальный корпус». В Российской Федерации даже уголовное дело открыли по этому поводу. Так что мы имеем свои задумки в Российской Федерации, должны найти там поддержку. Потому что единый революционный потенциал в России есть только среди дружественных к нам русских националистов.
— Разве не является это все примером провокаций, а не какой-то системной работы по возвращению того же Крыма?
— Благодаря этой провокации украинский флаг вывесили в городе с очень симптоматичным названием Славянск Краснодарского края Российской Федерации. Он там провисел почти всю ночь, пока его не сняли. У нас хватает союзников в Украине. Но надо вести плановую работу. Сколько подготовлено Службой безопасности Украины или Службой внешней разведки Украины партизанских отрядов из Чечни и Дагестана? Это не новость, это любые спецслужбы делают. Но мы ничего такого не сделали. А это прямая задача наших спецслужб — создание хаоса в тылу.
— Убийство всех этих Моторол тоже должны делать диверсионные группы?
— Абсолютно. Это должны делать не захарченковцы, а украинские диверсионные группы. Но все мы прекрасно понимаем, что это сделали не украинцы. Это просто следствие местных разборок.
— Такие диверсионные группы должны действовать и на оккупированной территории в Крыму? В Правом секторе об этом неоднократно говорили.
— Конечно, и на оккупированной территории в Крыму тоже. Такие вещи крайне необходимы. Я вам показал только одну небольшую военно-разведывательную составляющую. Но мы не делаем даже этого. Даже в самые горячие дни 2014 года мы никоим образом не попытались усилить кавказский фронт против России. И это меня откровенно удивляет. И это в то время, как русские готовили и проводили диверсии в Харьковской, Запорожской, Одесской областях. Мы прекрасно помним подрывы танковых частей в Запорожье, бомбардировки, поджоги складов топлива, артиллерийского вооружения в Харьковской области, перестрелки и так далее. А мы в это время не делали ничего. Даже российские националисты не считают, в большинстве своем, такое бездействие правильным.
— Говоря о российских националистах, вы кого имеете в виду?
— В России не может быть кто-то официально организован во что-то, кроме партии «Единая Россия». Мы говорим просто о русских националистах, неком подполье. Но у них есть очень большой потенциал. Так. российские шовинисты мечтают о Российской империи от Грузии до Курил. Но те же российские националисты воспринимают режим Путина как враждебный. Поэтому они давно находятся под репрессиями. Они воспринимают этот евразийский проект как попытку уничтожить русскую идентичность и превратить ее в евразийскую, усилив элементы влияния клана Кадырова. Но разве их потенциал использован? Ведь эти люди ехали сотнями в Украину.
— По словам российских националистов, на их базе все это «русский мир» и основывался.
— Да, и еще во время Майдана. Но потом откровенно дикая риторика некоторых украинских политиков отвратила этих людей и тот потенциал, который не имел вообще никаких территориальных претензий. Для нешовинистически настроенной части русских националистов аксиомой является тот факт, что Украина является независимым государством, является отдельной нацией и является родиной Киевской Руси. Эти люди прекрасно понимали и у них не было никаких территориальных претензий ни к Украине, ни к Беларуси. В свое время Россию пленили большевики Российской империи. И вообще, по большому счету, единственный революционный потенциал в России есть только у российских националистов — и все.
Народный депутат Украины, лидер партии «Национальный корпус» Андрей Билецкий
Фото: Владислав Мусиенко
— Что должно произойти, чтобы этот потенциал о себе напомнил?
— Это надо лелеять, это надо растить. В конце концов, Украина могла стать фактором, который мог нанести крупное поражение в Сирии. Никаких больших человеческих потерь. Надо было найти несколько тысяч добровольцев из этой войны и создать условный украинский иностранный легион, который бы воевал против курдов, в союзе с США, и требовать от Америки передачи вооружения. У нас куча ненужного оружия есть в Украине, в том числе — противовоздушной обороны. Сделать так, чтобы Америка оплатила всю эту нашу экспедицию.
— А является ли проблемой сейчас адаптация тех, кто возвращается с фронта? Они в идеале должны приобщаться и к вашей политической силе.
— Здесь очень по-разному. В любом обществе есть только очень небольшой процент врожденных солдат. И не важно, говорим мы об украинском или об американском обществе. Таких несколько процентов. Точно не более 10%. Такие врожденные солдаты могли бы стать костяком новой армии, но они не пойдут в крепостную армию. Для других, наоборот, это стресс. Стресс человека, не приспособленного к войне. У нас есть так называемая патронажная служба, которая работает на волонтерских началах. Она состоит, в основном, из девушек. Они работают еще со времен Майдана. Многие ребята из «Азова», когда возвращаются с войны, заботятся об инвалидах, родителях, женах и детях убитых соратников. Также они занимаются установлением памятников, психологической и физической реабилитацией раненых. Это то, что касается общественной жизни. Кроме того, все знают, что в «Азове» существует военное братство. Там совсем другая атмосфера. Когда ребята возвращались из зоны боевых действий, их ожидали собственные столовые, большие спортзалы, целая инфраструктура отдыха для максимально комфортного возвращение к привычной жизни.
— А откуда такое финансирование?
— Откуда я беру деньги на то, чтобы воевать за страну? Меня лично всегда удивляют подобные вопросы. То есть, мало того, что нам пришлось пройти войну, тянуть эту лямку, нас еще спрашивают подозрительно: «Мало того, что вы какие-то мутные, что воевать пошли, а где вы еще берете деньги на это все?». До сих пор не могу понять, в чем подозрение? Даже если бы эти деньги были у сатаны взятые, то все равно нужно было бы аплодировать, а не догадки строить.
— Вопрос финансирования возник после того, как вы объявили о создании партии.
— Партия — это партия. Но о фронте нечего говорить. Берем и берем, как минимум, не из бюджета. Людей не убиваем. Наркотики не продаем. В «услугах крышевания» не принимаем участия. Рейдерством не помышляем. Знаете факт — скажите. Но, слава Богу, по «Азову» никто ни одного факта не может привести. Слухи — и все.
— Но вы же не будете отрицать, что у того же Авакова, безусловно, есть интерес к вашей активной политической деятельности?
— Безусловно, у Авакова интерес к полку есть. Но я сейчас от полка отхожу. Я стараюсь следить и помогать, но не руководить и не занимать какие-то позиции. Насчет полка все очень просто, мы просто ничего не воруем и очень хорошо используем всю помощь. У нас бронежилеты с 2014 года, и еще ни один не потерян. Мы очень четко выстроили систему материального обеспечения. У государства мы берем очень мало. У нас выглядит все немного лучше, чем у других. Что касается партии, то я уже тысячу раз объяснял, как и за счет чего все это финансируется.
— Какие приоритетные задачи вы бы сейчас поставили для государства?
— Сейчас необходимо формировать смысл, идею и элиту, потому что нация должна воспитать новых людей. Идея новой элиты должна быть элементарно проста: Украина как большое суверенное государство, как геополитический игрок, тотальная реконструкция, а не восстановление, экономики и общества, и решение нескольких ключевых вещей: сильная армия, внутренняя безопасность, демографическая ситуация. Безусловно, запас прочности значительно ниже, чем в 2014 году. Поэтому и опасность в воздухе значительно больше, чем в 2014 году. К таким вещам надо подходить очень серьезно. Власть может спровоцировать, у нее нет никакой поддержки в обществе и не стоит думать, что «люди устали от Майдана». На самом деле может спровоцировать все, что угодно. Особенно, когда есть такое огромное разочарование, такое огромное недоверие и такая огромная агрессивность, то спичкой может быть все что угодно: неосторожное слово, чья-то декларация, какой-то тариф или еще что-то. То есть спровоцировать власть может, но надо четко понимать, что сейчас нужно формировать смысл, идею и элиту, потому что нация должна воспитать новых людей. Потому что без этого власть поваляется несколько недель на улице и снова ее поднимут.
Вторую часть интервью с Андреем Билецким читайте в ближайшие дни
Источник:
