Участник прорыва из окружения под Изварино в августе 2014 военнослужащий 79-й бригады Алексей Христенко
Фото из личных архивов
6 августа исполняется ровно два года с дня начала прорыва украинских военных из так называемого «Южного котла». Участник прорыва, военнослужащий 79-й бригады Алексей Христенко, рассказал в интервью «Апострофу» о том, как ему вместе с товарищами пришлось 22 дня выживать в глухом окружении под постоянными обстрелами вражеской артиллерии. Боец считает, что подробности событий тех страшных дней замалчиваются, а данные о потерях – приуменьшаются.
Видеосюжетов и репортажей о «Южном котле», снятых пророссийскими и российскими телеканалами, в открытом доступе намного больше, чем украинских. Названия и комментарии в них соответствующие: «разгром украинской группировки», «ключевой момент войны, развязанной украинскими «карателями» на юго-востоке страны», новости о «котле» напоминают «сводки с полей Великой Отечественной».
В начале июня 2014 года перед несколькими подразделениями ВСУ поставили задачу – взять под контроль украино-российскую границу и перекрыть коридор для поставок российской военной техники, боевых комплектов и прочей помощи сепаратистам. Однако украинские подразделения, по сути, оказались в окружении между селами Мариновка (восток Донецкой области ) и Изварино (восток Луганской области). 22 дня они держали оборону, подвергаясь постоянным обстрелам со стороны РФ с территорий, подконтрольных боевикам.
В сюжетах на российском ТВ все это время много говорили и о прекращении снабжения сил ВСУ в окружении, сообщали о том, что если самолеты ВСУ и прорывались к попавшим в окружение, то сбрасывали грузы с большой высоты, так что часть попадала к сепаратистам. Пророссийские вооруженные формирования в ближний бой с подразделениями ВСУ предпочитали не вступать, обстреливая их из реактивной и ствольной артиллерии. По оценкам сепаратистов в «Южном котле» оказалось не менее 1500 военнослужащих.
Вся история этого «котла» и последующий прорыв сил ВСУ станут «классикой жанра» этой гибридной войны: боевики и вооруженные силы РФ поливали со всех сторон украинские подразделения, преувеличивая потери личного состава и техники ВСУ, в то время как Генштаб АТО требовал держаться «до последнего бойца». При этом потери приуменьшались, а в официальных сообщениях сообщалось об успешно доставленных своим подразделениям грузах и эвакуированных раненых.
Участник прорыва из окружения под Изварино в августе 2014 военнослужащий 79-й бригады Алексей Христенко
Фото из личных архивов
Туда и обратно
Правду о потерях под Зеленопольем и в «Южном котле», о том, насколько корректные приказы отдавал Генштаб, мы вряд ли узнаем, и это еще одна особенность вооруженного конфликта на востоке Украины. По словам Алексея Христенко из 79-й бригады, его подразделение стояло в районе Дьяково (Луганская область) с 12 июня по 6 августа 2014 года. Последние три недели этого периода этот район стал частью «Южного» или как его еще называют «Изваринского котла», а из окружения украинским военным пришлось прорываться с боями. К тому моменту с боеприпасами было уже совсем туго, военнослужащие голодали, поскольку снабжение с «большой земли» практически прекратилось.
— Какую задачу изначально поставили вашему подразделению?
— Мы держали оборону возле дороги в сторону РФ, предотвращали попадание военизированных колонн из России на нашу территорию, закрывали границу. Части нашей бригады стояли разбросанные по разным точкам. Были наши ребята и под Зеленопольем, и в Изварино, там шли серьезные бои, и все вооружение было уничтожено.
— Вы считаете, что об этих событиях и о том, кто должен нести ответственность за их исход, командование что-то не договаривает и замалчивает правду?
— А как еще это можно назвать, если не замалчиванием? Ведь было столько очевидцев, погибших, раненых. При этом только по артобстрелу под Зеленопольем 11 июля, согласно официальным данным, было всего 19 погибших и 93 раненых (данные Министерства обороны). Но под Зеленопольем только моя бригада потеряла 38 человек (убитыми), это официально подтверждено. Там погибли два моих друга, разорвало их… А ведь там была и 24 бригада, и 72-я.
— Можете ли вы оценить потери вашей части, которая стояла в районе Дьяково, до дня выхода 6 августа?
— За этот период у нас тоже было немало погибших. Именно под Дьяково я насчитал 56 человек «двухсотыми», потом перестал считать. Что касается числа раненых – то у нас было каждый день от трех до пяти «трехсотых». Когда выходили из окружения, у нас тоже были потери и на переправе (через реку Миус), и во время боя, были обстрелы из ствольной артиллерии, минометов, реактивной артиллерии, САУ и прочего. Это было как с территории России, так и со стороны так называемых «ЛНР» и «ДНР». Вы наверняка слышали историю о том, как 437 человек из 72 бригады ушли на территорию РФ. Мы как раз с ними там были вместе. Почему эти люди ушли, я могу вам сказать откровенно — потому что нас «крыли» с территории РФ начиная от минометов и заканчивая «Градами».
По данным ОБСЕ, 2 августа на территорию РФ через КПП «Гуково» (Ростовская область) отступила первая группа из 12 украинских военных, но 4 августа они вернулись обратно. 4 же числа 437 военнослужащих ВСУ, среди них – 147 пограничников, пересекли границу с РФ. Они не просили убежища в России, говорилось в отчете ОБСЕ. Перейти границу они были вынуждены, так как оказались в окружении без боеприпасов, продовольствия и топлива.
— Насколько интенсивными были обстрелы?
— В основном артиллерия работала с территории РФ, а потом и с нашей, когда некоторые колонны из РФ прорывались (к боевикам, — «Апостроф»), и уже по нам лупили с двух сторон. По 16-18 часов мы ежедневно находились под артобстрелом, считайте, перерыв был только на завтрак, обед и ужин. Это было тяжелее всего — находиться под постоянными обстрелами, когда лупили залп за залпом. Была у меня история, мы как-то копали блиндаж, с нами – мальчишка совсем, молодой хлопец, ну, может, на пару лет старше моего сына. Начался обстрел, а этот парнишка бронежилет снял, я-то его собой накрыл, вижу, как он дрожит. Я ему говорю: «Все будет нормально, мы обязательно выживем». Он потом часто ко мне приходил, сидели, разговаривали, привязался я к нему. Из окружения мы выходили отдельно – он был в другом подразделении. Я знаю, что он живой остался после выхода, ребята сказали. Очень хочу его отыскать, жаль, что контакты его потерялись.
Участник прорыва из окружения под Изварино в августе 2014 военнослужащий 79-й бригады Алексей Христенко (справа)
Фото из личных архивов
Не дождались
— Пытались ли к вам пробиться другие подразделения ВСУ?
— Да, были колонны нашей же 79-й бригады, они везли питание и БК (боекомплекты). Помню, когда к нам выдвинулась крайняя колонна, незадолго до приказа о прорыве, нам пришлось вступить в бой, наши ребята выехали навстречу ребятам на БРТах. Смогли отбить только один прицеп с продуктами. Ребята в колонне погибли. Один из наших парней, Женя из Запорожья, тоже тогда погиб, — ему шею перебило ВОГом (граната из подствольного гранатомёта, — «Апостроф»).
— Что было с двухсотыми и ранеными? Приходилось договариваться с противником о том, чтобы их вывезти?
— Пока мы еще были в тисках, а не в окружении, пока к нам можно было пробиться, то раненых переправляли на технике, а когда попали в окружение, наши офицеры договаривались с российской стороной и двухсотых и трехсотых передавали им, а они переправляли нашим. Поначалу так было, но потом россияне отказались даже наших трехсотых принимать.
— Были ли случаи, когда раненых, которых российские военные обещали передать украинской стороне, брали в плен?
— О таких случаях не знаю, но как-то моего побратима взяли в плен, когда он привез передать трехсотого, а двухсотого должен был забрать. Его на «нуле» заломили и увезли на территорию РФ. Когда не стало возможности переправлять раненых, было немало тех, кто погиб, так как им не смогли оказать должную медицинскую помощь. Вряд ли я смогу точно подсчитать количество двухсотых и трехсотых во время прорыва. Но за период с 12 июня до 6 августа у нас было несколько сот раненых.
— Когда снабжение прекратилось, вы голодали?
— Голодали. Воды питьевой не было, воду брали из речки. Мы столько дней провели в окружении, а колонны, которые к нам шли, — их просто разбивали. Мой взвод уже перед самым выходом получил по две консервы на человека на неделю. Рядом было поле с кукурузой, вот ее и ели. Как-то с ребятами нашли в разбитом автобусе горох, собрали его, сварили. До окружения я весил где-то 68 кг, а когда после выхода попал в госпиталь – меньше 50.
Участник прорыва из окружения под Изварино в августе 2014 военнослужащий 79-й бригады Алексей Христенко
Фото из личных архивов
До последнего солдата
— Командование вам объясняло, почему вы так долго оставались на одном месте и ничего не предпринимали?
— От Дьяково до Саур-Могилы на тот момент уже стояли вражеские подразделения, и мы были в глухом кольце. Это был котел. Командование поначалу говорило только одно — «Держаться до последнего солдата». Потом стало ясно, что шансов у нас нет.
Но в начале августа мы получили приказ Генштаба прорываться из окружения. Тогда была разбита переправа через реку Миус. Комбриг нам сказал: «Ребята, теперь мы будем выходить тогда, когда я посчитаю нужным». Нам россияне предлагали «зеленый коридор», от которого командование благоразумно оказалось. Если сегодня вспомнить последствия котлов, в первую очередь Иловайского, то и слава Богу, что мы от этого предложения отказались. Послушай мы сказки о «зеленом коридоре», скорее всего, нас бы там расстреляли.
По словам Алексея, 6 августа бойцы считали каждую минуту, ждали приказа на выход, все понимали, какую цену придется заплатить за этот прорыв. В 13.00 по радиосвязи передали: «Внимание всему личному составу, готовность номер один». Подразделения, стоявшие под Дьяково, разделили на пять колонн: одна, говорит Христенко, пошла в открытую, это был своего рода обманный маневр. Остальные уходили кто на чем – на танках, БТРах. Сам Христенко выходил на КАМАЗе.
— Мы шли по полям в сторону Саур-Могилы, там нам навстречу выдвинулись другие бригады. Мы петляли все время и шли на удачу, я абсолютно точно знаю, что вокруг Дьяково была территория, заминированная кассетными боеприпасами: это когда «Град» выстреливает, рассыпает эти мины, чтобы потом люди подрывались. Нас так минировали за несколько часов до выхода. Мы еще думали – почему «стрелы» летят, а разрывов нет? Потом один из офицеров, в возрасте он был, еще при Союзе служил, догадался, что это кассетные боеприпасы раскидывают.
— Когда вы поняли, что вышли из котла?
— Не скажу сейчас, как назывался тот населенный пункт, но мы поняли, что вышли, когда оказались за Саур-Могилой. Там нам оказали первую помощь, там уже было спокойно.
— У вас были ранения?
— На тот момент у меня было две контузии и перелом шейного отдела позвоночника.
— Как получили перелом?
— У нас 16 июля был обстрел, я забежал в блиндаж, оглянулся, а товарища моего нет. За ним выскочил, думал, ранило его, потому что снаряд рядом лег, ну и ударился каской о балку блиндажа, потерял сознание, только потом, когда вышли из окружения, оказалось, что у меня был перелом. Я и полотенцем шею перетягивал, чтобы хоть как-то поддержать голову, вот так и воевал. В госпиталь я попал 8 августа. А мои ребята дальше в ДАП пошли, там много их погибло. После госпиталя меня комиссовали, к сожалению, и участия в боевых действиях я уже не принимал, но эта война для нас никогда не закончится, я лично готов вернуться на фронт, если надо, хотя я и инвалид войны. Война не отпускает.
— За то, что защищали Родину, держали оборону, выстояли в окружении и смогли вырваться из котла, вас наградили?
— Наград у меня нет. Только волонтерский орден «За оборону Украины». Волонтеры дали, а государство нет. Из моего окружения ребята никаких наград не получили. Были слухи, что подавали многих на орден «За мужество», но так эти награды до нас и не дошли.
Источник:
