Валерий Леонтьев Фото: www.leontiev.ru
|
|
Интервью с Валерием Леонтьевым: «Иногда хочется бросить все и не подходить к сцене вообще» 
Артист рассказал, как справляется с депрессиями
Известный артист рассказал «Сегодня» о том, как справляется с депрессиями, когда планирует уходить со сцены, как искал дрова на первом выступлении, о свидании с женой в Испании и том, как ему удалось приструнить журналистов.
— Валерий, вы в этом году возглавили жюри «Славянского базара». Какая история у вас связана с этим фестивалем?
— Очень личная, потому что он проходит в стенах Летнего амфитеатра в Витебске, который сейчас такой красивый и комфортный. А я помню то время, когда он таким не был. Когда-то, более 25 лет назад, еще до фестиваля, я открывал этот зал своим сольником — амфитеатр тогда был вообще не таким, в гримерках совершенно не хотелось сидеть! А теперь тут так красиво и удобно — совершенно другое дело.
— Есть ли у вас какая-то особенная традиция, связанная с выходом на сцену, когда собирается так много ваших коллег — Алла Пугачева, Лариса Долина?
— Лично мне всегда хочется подглядеть, а что же происходит там, на сцене. Кто сейчас выступает, как себя ведет, какая публика сидит, как реагирует, ждет или не ждет? Думаю, это любопытство свойственно каждому артисту, просто не каждый в этом признается. Ну а я просто обожаю подглядывать за коллегами — какие они из-за кулис.
— Вы уже почти 45 лет на сцене — это очень серьезный срок. Бывало ли, что вы хотели бросить ее навсегда?
— Конечно, бывало. Когда очень сильно устаешь, очень хочется все бросить и долго-долго не подходить к сцене вообще. И даже не слышать музыку! Но потом выспишься, отойдешь, и все опять хорошо. Говоришь себе: «Так, отпуск закончился, пора в строй». А если честно, то все бросать пока еще рано.
— А что помогает в ситуациях, когда опускаются руки?
— Какие-то собственные успехи, на которые оглядываешься и которые вдохновляют, приятные люди и встречи с ними. Знаете, разные бытовые мелочи, хорошие книги, качественные телепередачи. Это помогает встрепенуться, взять себя в руки и идти дальше. Ну и самое главное — это 12 часов сна, которые я так люблю. Вот уж они помогают наверняка и отгоняют все мрачные мысли (улыбается).
— Все эти годы вас помнят во всевозможных экстравагантных и откровенных образах, но всегда — с неизменно длинными волосами. Не задумывались ли над кардинальной сменой имиджа? Например, надеть строгий костюм, коротко постричься?
— Образы, да еще кардинально, меняю постоянно — столько раз, что уже сбился со счета. Серьезно! А что касается прически — тут были попытки попробовать что-то новое. Лет десять назад в Юрмале я решил постричься очень коротко, и сделал это. Что я вам скажу… Конечный результат многим очень не понравился, и мне, откровенно говоря, в том числе. Поэтому я вернулся к своему прежнему состоянию, в котором очень комфортно себя чувствую по сей день. Именно к тому образу, которым я запомнился много лет назад, и именно к тому, который, я знаю, люди приветствуют.
— Вас называют одним из самых интеллигентных артистов на российской эстраде. Насколько вы согласны с этим утверждением?
— Собственно, за всю мою жизнь, которая связана со сценой и закулисьем, насколько помню, я ни разу не подрался, не поскандалил. Если есть возможность, стараюсь как-то помочь — допустим, когда меня приглашают выступить на чужих сольниках. Меня очень обрадовало, когда в прошлом году был мой творческий вечер на «Новой волне» в Сочи, и все артисты, которые исполняли мои песни, были очень взволнованы. Это было по ним видно… Я ни в коем случае никого не принуждал этого делать, мне настолько было приятно, что все они согласились не раздумывая. Думаю, потому так и говорят, а мне это приятно слышать.
— Вообще, на ваш взгляд, настоящая дружба между артистами существует?
— А почему бы и нет, я знаю много примеров! Другое дело, что это происходит не совсем так, как это принято представлять — походы в кино, совместные ужины в ресторанах. Такой возможности у артистов просто нет. Но зато мы всегда на связи: раньше часто созванивались, теперь часами сидим в скайпе — я и такое практикую.
— А в вашем близком окружении кого больше — артистов или представителей других профессий?
— На самом деле почти все мои друзья не имеют ничего общего с миром шоу-бизнеса, так что их имена вам ни о чем не скажут. Вот так уж получилось.
— В средствах массовой информации часто появляются ложные новости о вас, всякие сплетни. Какую самую абсурдную информацию вы о себе слышали в недавнем времени?
— Вот как раз в последнее время все эти выбросы как-то приутихли. Зато в 90-е, когда желтая пресса смело становилась на ноги и процветала, журналисты могли себе позволить писать все что вздумается, да настолько — словами передать невозможно. Тогда можно было много всего интересного о себе узнать и вычитать. Но потом ситуация несколько изменилась. Чтобы это объяснить, могу рассказать вам разговор двух журналистов, который я когда-то услышал. Первый репортер говорит: «Знаешь, мне к утру нужно сдать материал, не знаю, что делать, у меня ничего нет». Второй отвечает: «Сходи сейчас к Леонтьеву, у меня есть знакомые, я договорюсь». На что первый так грустно: «Да что к нему ходить — он с тобой будет говорить-говорить, но ничего не скажет». Возможно, такое мое поведение немного успокоило журналистов и дало понять, что стоит искать других героев для того, чтобы сдать материал к утру.
— Вам приходилось много участвовать в музыкальных конкурсах. Сейчас вас приглашают уже в члены жюри. Кем сложнее быть — конкурсантом или председателем жюри?
— Членом жюри — ответственнее, но конкурсантом, безусловно, гораздо сложнее. Никогда не забуду это чудовищное состояние, эту нервозность, которые испытывал во время конкурсов. Перед выходом на сцену был невероятный физический тремор, который можно было наблюдать невооруженным взглядом. Хотя не у всех такое — некоторым конкурсантам удается это скрыть. Или они довольно легко это все переносят. Я всегда очень переживал из-за конкурсов, своих поражений. Помню, как-то в 1980 году участвовал в конкурсе на Кубе. И там был только один приз — гран-при, больше никаких тебе первых-вторых мест. То есть один человек победил, а все остальные — пролетели. И я был в списке пролетевших. Самое обидное было даже не это, а то, что по условиям конкурса мы должны были еще месяц гастролировать по Кубе. Мой номер в этой программе был последним, а передо мной выступал гран-при, так что соскочить было никак нельзя, я закрывал концерт. А это был июль — представьте себе Кубу в это время, это же невыносимая жарища! Но как-то выжил.
— Помните ли вы сейчас, спустя тысячи выступлений, свой первый концерт?
— Безусловно. Я был уже в статусе профессионального артиста — это было в 1972 году на территории республики Коми. Я тогда работал в филармонии. Это была лютая зима, все только расстраивалось, ничего особенного в городе и не было. Клуб, в котором я должен был выступать, располагался в здании бывшей церкви, поэтому на лавках могло поместиться всего человек 40. Но прежде, чем начинать концерт, мы вместо того, чтобы посерьезнее настраиваться на мелодичный лад, разыскивали в сугробах дрова, откалывали с них лед, топили печки, чтобы все-таки довести температуру внутри до отметки выше нуля. Вот таким мне запомнился мой первый концерт — из памяти такое точно не пропадет.
— Когда-то в 1988 году вы исполняли песню «Афганский ветер» — это очень серьезная композиция, которая почему-то исчезла из вашего репертуара. Почему так случилось и какие ассоциации сейчас она вызывает у вас?
— Никаких подтекстов тут нет, такое часто происходит с песнями — время проходит и забирает с собой какую-то часть репертуара артиста. Ассоциации… Конечно, я сейчас вспоминаю «Афганский ветер», учитывая печальные события сегодняшних дней, безусловно. Но, знаете, в мой репертуар сейчас возвращается много старых песен, так что не исключено, что и эта вернется, ведь она была очень классной.
— Что, на ваш взгляд, нужно молодому исполнителю взять на вооружение, чтобы продержаться на сцене 40—50 лет?
— Ох, если я сейчас буду оглашать список, нам с вами просто не хватит времени (смеется.)! Самое главное, безусловно, талант, как говорится, искра божья. А еще трудоспособность, большое количество соратников, единомышленников, хорошая команда. Неистребимое желание петь на сцене и такое же неистребимое умение преодолевать свои собственные неудачи. Это все очень важно, я бы сказал, это основа.
— Как артист, который много гастролирует, можете рассказать, насколько по-разному реагирует публика в зависимости от географии вашего концерта?
— Везде по-разному. Например, на окраине России первые 10—15 минут зрители в основном чего-то выжидают, как-то настороженно присматриваются — он это или не он, настоящий артист или нет. Недоверие такое есть. Ну а потом это все, конечно, меняется на аплодисменты, на живую реакцию. Это объясняется не самими людьми, ведь и среди этих зрителей есть рьяные фанаты, которые активно хлопают и подпевают с первых секунд выступления. Это, мне кажется, связано с тем, что у них неоднократно было, когда приезжали некие артисты в паричках «а-ля Леонтьев» или «Пугачева» и выдавали себя за других. А еще, может, какая-то накопленная усталость, которая мешает им наслаждаться концертом в полной мере. А вот в Беларуси, к примеру, наоборот — очень доверчивый зритель. Такое ощущение, будто ты и не уезжал никогда, ты всегда для них хороший и лучший, не нужно ничего доказывать. В Прибалтике сложнее раскачать публику. Они по своей природе более сдержаны, чем южане — в той же Махачкале, например, только начал петь, а зрители уже разрывают зал своими танцами.
— Бывало, что на гастролях в другой стране, чтобы быть ближе слушателям, вы исполняли что-то на их языке?
— Бывало-бывало. Несколько раз на английском что-то разучивал, хотя этого не стоило делать, ведь в конечном итоге все равно публика приходит русская. Помню, на польском пел. А в Киеве исполнял вальс: «Знову цвітуть каштани, хвиля дніпровська б’є» (напевает).
— Если бы вы попали на необитаемый остров, и вам можно было бы взять туда какие-то три вещи — что бы это было?
— Свои любимые сериалы и возможность их смотреть. Я всегда относился к таким телевизионным продуктам если не равнодушно, то спокойно. Исключением было древние «17 мгновений весны», когда патриотические чувства каждого советского человека заставляют переживать за судьбу Штирлица. Но в остальном — сериалы проходили мимо меня. Зато в последнее время их начали так здорово и крепко делать! Например, помню, когда по нашему телевидению шел сериал «Звездный крейсер «Галактика», его показывали в шесть часов. А мой концерт начинался в семь, поэтому я очень расстраивался, что пропускал серию, ведь бежал быстро на площадку готовиться. А вот когда концерт начинался в восемь, то я удобно устраивался на диване и наслаждался своим «Крейсером». Вот хороший запас добротных сериалов на необитаемом острове мне бы не повредил.
— Вы в отличной форме — как ее поддерживаете?
— Как и все, кто в такой форме пребывает — занятия спортом, стараюсь правильно питаться. А других способов пока не придумали, просто так ничего не происходит. На спорт у меня каждый день уходит по-разному — иногда 40 минут, а иногда 15. Бывает, и вовсе пропускаю, ведь случается, что между тем, когда ты проснулся, и тем, когда тебе на площадку, всего несколько часов, и тут уже, знаете ли, не до занятий.
— У вас на теле много татуировок. Когда вы решались их набить, вкладывали ли какой-то особенный смысл в каждую из них?
— В них нет абсолютно никакого символизма. Просто однажды захотелось, почувствовал, что нужно, и набил. Помню, лет 20 назад Артур Гаспарян (журналист, музыкальный критик. — Авт.) из «Московского комсомольца» позвонил мне и задал тот же вопрос. Я даже не стал выдумывать никакой истории. Просто честно сказал, что всего лишь захотелось так сделать. А потом прошло некоторое время, я уже на тату посмотрел с другой стороны, и захотелось это как-то обновить — и добавил еще несколько элементов. И так пошло дальше. Сейчас вроде бы еще даже живое место на теле есть, так что есть куда двигаться (улыбается).
— Многие звезды, достигая аналогичных высот, открывают свои продюсерские центры, школы талантов — так сделала, например, Алла Пугачева. Планируете ли вы похожий проект?
— Нет. Вообще никогда не задумывался над воплощением такой идеи и не планирую этого. Я не умею учить и преподавать, по крайней мере, мне так кажется. Мне хочется петь самому, я прежде всего артист.
— Сейчас на телевидении очень популярны различные шоу, в которых нужно перевоплощаться в кого-то из знаменитостей. И вас на них просто обожают пародировать. Вам это льстит?
— К пародийному жанру отношусь с уважением. Когда этим занимаются люди талантливые — это здорово. Я видел многие пародии на себя, и некоторые мне очень даже понравились. Но случаются и не очень удачные. Ведь цель пародиста не просто скопировать то, как артист мотает головой, ходит или дергает рукой. Важно зацепить его суть, главные качества, которые привлекли публику и привязали к себе на многие годы. А если пародист ставит себе целью гипертрофировать какие-то особенности артиста, внешние данные, это раздражает. У каждого известного человека есть свое внутреннее наполнение, его тоже важно постараться передать. Этот внутренний стержень еще не каждый пародист сможет разглядеть.
— Вы очень часто выходите в зрительский зал. Но на ваших концертах попадаются не только преданные уравновешенные фанаты, но и люди, которые начинают вести себя не очень адекватно…
— Да, и такие попадаются. Пытаются как-то дотянуться, ущипнуть побольнее — видимо, на память. А еще был однажды случай: уже после выступления стоял себе спокойно, общался со знакомыми. Когда вдруг прорывается какая-то женщина — не знаю, правда, как ребята, которые меня сопровождали, ее прозевали. Так вот она, увидев меня, сразу же как вцепится мне в волосы и как начнет тянуть что есть силы! Очевидно, она хотела уйти с нашей встречи с трофеем, а волосы-то у меня свои, крепко на гвозди посажены (смеется).
— Какие у вас планы на лето? Как планируете отдыхать?
— Сейчас, после Витебска, я поеду в Москву на несколько дней, а потом уеду в Испанию на свидание. Это будет свидание длиной в неделю — с моей женой Люсей. А после — снова гастроли.
Источник:
