Фото: УНИАН
В пятницу, 7 октября, президент Украины Петр Порошенко заявил, что украинским дипломатам наконец-то удалось договориться о посещении задержанного в Москве корреспондента «Укринформа» Романа Сущенко. В интервью «Апострофу» адвокат украинского журналиста МАРК ФЕЙГИН уточнил, что встреча с консулом состоится 14 октября. Он также объяснил, почему в этом деле важна публичность, и существует ли перспектива обмена его подзащитного.
— Марк, известно, что 7 октября вам удалось в течение час пообщаться с Романом, как он себя чувствует, какое у него настроение?
— Он очень бодро держится. Еще в первое мое посещение, во вторник 4 октября, у меня не осталось впечатления, что он как-то подавлен, или растерян. У него, конечно, нет опыта нахождения в тюрьме. Действительно, когда вы попадаете в четыре стены, да еще прямо из Парижа… Представляете, раз – и в тот же день оказаться в тюрьме. Это, вообще-то, разные слишком состояния. Поэтому, может, и было у него некоторое смятение, но сейчас этого нет, он освоился. Ему даже кодексы принесли из библиотеки, о которых он просил.
То есть в целом он произвел на меня впечатление человека, который понимает, что происходит и понимает, сколько придется бороться. Он мне так и сказал, что «я очень полагаюсь на вас». Понятно, что это апелляция к опыту предыдущего «кейса Савченко». Но суть в том, что для него очень важна эта связь через адвоката, поскольку другой-то связи нет. Поэтому первую информацию, которая появилась, что он очень подавлен – я подтвердить не могу. Я этого не обнаружил совсем.
А во всем остальном – это вопрос налаживания. Ведь ко вчерашнему дню он только неделю находился под стражей. Сейчас уже налажена и бытовая сторона вопроса, и в следующую пятницу 14 октября к нему придет консул. Мне Геннадий Брескаленко (консул Украины в Москве, — «Апостроф») это подтвердил. Все наладится, и смятение уйдет. Поэтому я могу ответить, что он чувствует себя хорошо, да и никаких болезней не ощущает. Он говорит, что чуть похудел, но очень несущественно.
— Вы уже заявили, что сторона защиты вину не признает. Как вы считаете, не будь политического аспекта в этом деле – оно бы вообще возникло? То есть можно ли его называть суто политическим?
— Адвокат, прежде всего, выражает позицию своего доверителя. С профессиональной точки зрения, с точки зрения закона, и всех остальных – сам Роман Сущенко эту вину не признал. Я только знакомился с материалами, но он ее не признал сразу, еще до моего прихода. То есть это не была позиция адвоката, который пришел и ему что-то объяснил. Он не давал показаний при задержании по 51-й статье и сразу заявил – я не шпион, я журналист. Мы полагаемся на эту позицию, и мы ее зафиксировали. Это и есть главная позиция по делу. Все остальное – производное от нее.
Дело это – конечно же, политическое, поскольку он журналист. Тем более, журналист из Украины. А как оно может быть не политическим, если за шпионаж держат человека, который не признает свою вину? Ведь он не просто зимбабвийский шпион, понимаете. Он из страны, с которой Россия де факто ведет гибридную войну. Именно поэтому это дело хочешь, не хочешь, приобретает политический оттенок.
— Вы вспомнили о деле Савченко. Видите ли вы параллели в этих двух делах, и если да – какие именно?
— Параллели здесь есть. Прежде всего, вся эта ситуация – это последствие отношений Украины и России. Ситуаций с Савченко и Сущенко, если бы были другими отношения, просто не было бы. Даже если представить, что Россия бы подозревала, что Сущенко шпион, то они бы по-другому вопрос решили. Они бы просто не пустили бы его в страну, где-то по своим каналам проговорили, что «ай-я-яй, так не красиво», согласитесь. А сейчас он в качестве обвиняемого, и теперь уже даже публично обвиняемого, нужен в качестве такого «шпиона», как некий жупел. Потому что они теперь могут говорить – «видите, Украина ведет шпионскую деятельность». И говорить так российская сторона будет. Вне зависимости от того, осудят ли его, и как сложатся дальнейшие обстоятельства, обменяют, или не обменяют Сущенко. Я считаю, что здесь будет доминировать политическая сторона.
— Не возникает ли проблем всвязи с, так сказать, последствиями дела Савченко?
— Действительно, ситуацию осложняет история параллелизма этих двух дел. Сейчас в Украине сложилось некое недоверие. Небольшое, незначительное, но есть. В том, чтобы опят ввязываться в какое-то громкое политическое противостояние из-за одного единственного украинца. Многие кидают упреки – чего он туда поехал, зная обо всем, что происходит. В Савченко разочаровались, зачем нам теперь мифологизировать нового героя… Все эти упреки кидаются и мне лично. Говорится о том, что «мы уже устали помогать, устали политически артикулировать эти вопросы, потому что боимся разочароваться». И это звучит достаточно громко.
— Кстати на счет медийности подобных дел: у себя на Facebook вы напомнили о не слишком медийном деле «крымского диверсанта» Панова, которого, в результате, избивали трубой…
— И в этом контексте. Но это уже другой вопрос – смотря какой адвокат защищает. Потому что там, где нет политической защиты, там как раз пытки имеют место. И примеров тому множество. А там, где адвокат использует публичность, как инструмент защиты, как в моем случае, (конечно, не только я, другие адвокаты это тоже делают), то тут все более или менее благополучно для самого подзащитного. Здоровье он не теряет. В ситуации с Савченко было также. Ведь если бы о Савченко не кричали, над ней бы тоже могли издеваться. Мы знаем, что пытки в России есть. Этот факт установлен не мной, а международными организациями, российскими правозащитными организациями. Пытки – имеют место. Подтверждение тому – и ряд решений Европейского суда по правам человека.
Возвращаясь к параллелизму этих дел. Я думаю, что, скорее всего, дело Сущенко, как и дело Савченко, завершиться обменом. Таков мой трезвый взгляд на ситуацию. Я сейчас не говорю о том, что суд можно выиграть. Тем более, если в деле Савченко я мог апеллировать к публичности, — помните, я дело выкладывал? — то здесь в деле – наличие гостайны. Я видел документ, свидетельствующий о ее наличии. Поэтому так же присутствовать на судах, и рассказывать об этом – журналистам не удастся. Значит, меня ограничивают в некоторых возможных аспектах защиты. Говоря о невиновности своего подзащитного, я не смогу апеллировать к общественному мнению, ссылаясь на конкретные факты и детали дела. Значит, мне остается только апеллировать к международному общественному мнению с тем, чтобы Сущенко защищался, в том числе, и на международном уровне, как журналист. Это еще один законный аспект защиты. Это не попытка подменить процессуальную сторону, чтобы не заниматься его защитой реально, а использование для защиты сильных сторон, которыми мы обладаем в этом деле
— Иначе говоря, публичность в данном случае – реальный и действенный инструмент…
— Да, и если бы я его не использовал – то вы бы не могли бы мне звонить, я бы ничего не рассказывал. А к Роману Владимировичу – никто бы не смог прийти. И что было бы в результате — его бы по-тихому осудили на 20 лет, и все могли бы не «запариваться», как говориться? Это вынужденная публичность, а не желание попиариться. Я не хочу проигрывать таких дел. «Проиграть» — это даже не совсем точное выражение. Я всегда говорю, что дела такого рода — не «выигрываются», или «проигрываются». А человек – «спасается», или не «спасается». Савченко – спаслась. А вот Сенцов – не спасся. Дело-то было проиграно и то, и другое. Но вы либо спасаете человека, либо не спасаете. Это как требовать от адвоката в гитлеровской Германии в тридцатые годы спасти участников поджога Рейхстага. Или, даже лучше пример, в 1944 – спасти участника заговора Штауффенберга. Почему адвокат их не спас? Да потому что это псевдо-суды. Поэтому, с этой точки зрения, я использую все возможные способы, действенные в авторитарной России, чтобы надавить на власть на высшем уровне, чтобы она отступилась. Это единственный путь. В ином случае ему дают 20 лет – максимальная граница наказания по статье 276, шпионаж, и он просто уезжает на зону. И все.
Я хочу подчеркнуть, что не все дела должны сопровождаться этой, так сказать, «шумихой». Не всегда действует эта методология. Когда говорят, что любое дело так надо вести – нет, это очень избирательная вещь. Кое-где, когда складывается несколько факторов – они вызывают такую реакцию. И дело в том, что не только Фейгин участвует в этом деле, который придает этому делу масштабную значимость в публичном плане. Даже если бы меня не было, все равно за судьбой Романа Сущенко следили бы точно также, и точно так же говорили бы о нем. Просто, может быть, это было бы в меньшей артикуляции в контексте конфликта России и Украины.
— Вы говорили возможность обмена Сущенко… Есть ли уже понимание в этом вопросе, или пока рано говорить об этом?
— Я думаю – рано. Дело в том, что как раз технологии договоренностей обмена не находятся непосредственно в моей зоне компетенции. Я не договаривался об обмене в случае Савченко, и не буду договариваться в случае с Сущенко.
— А если говорить о предпосылках, или скажем так – о признаках такого развития событий?
— Сложно ответить на этот вопрос. Но действительно, если среди сотен находящихся под следствием, или уже осужденных российских граждан, в основном связанных с событиями на востоке Украины, есть какие-то интересные для Москвы лица, то, наверное, на них могли бы обменять Романа Сущенко. А я думаю, что такие лица там есть. То есть признаком является сам механизм. Поскольку механизм обмена уже использован, и в случае Савчнко, и Солошенко, и Афанасьева, и по другим делам, не связанным с Украиной, то, согласитесь, почему бы и в случае с Романом Сущенко не применить тот же механизм. С моей личной точки зрения, это было бы выходом из ситуации.
— С кем из представителей украинской стороны вы контактируете по делу Романа Сущенко?
— Я контактирую непосредственно с руководством, первыми лицами агентства «Укринформ», где работает Роман Сущенко. Которые координируют, в частности, работу его защиты, потому что они его работодатели. А с украинской властью – только с Геннадием Брескаленко.
— Украинский МИД советует журналистам воздержаться от поездок в Россию. А чтобы вы посоветовали украинским журналистам на этот счет?
— В той ситуации, которая сложилась конкретно сейчас, я считаю, что действительно лучше воздержаться. Пока МИД Украины с Российским МИДом, не прояснят ситуацию, каковым является взаимодействие. Достаточно ли для этого только аккредитации, какие будут гарантии от преследований журналистов. Мне кажется, на это уйдет значительное время. Потому что очевидно, что должной степени защиты МИД оказать не может, когда уже журналиста взяли. Почти две недели они не могут прорваться к своему гражданину, это же тоже свидетельство того, что возможности предельно ограничены. Так что, пока не наступит куда большая ясность, лучше от поездок воздержаться. Иначе это создаст риски и проблемы, которые решать уже потом, по факту, будет гораздо сложнее.
Источник:
