Немцы выйдут из ЕС вслед за британцами?
Исторический шок от потенциального выхода Великобритании из ЕС не повлечет за собой столь желанного подъема. Но ответ все равно придется искать. Потому что в противном случае заявку на выход может подать уже Германия.
Эрик Ле Буше (Eric Le Boucher)
Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что если британцы проголосуют 23 июня за выход из Европейского Союза, Франсуа Олланд и Ангела Меркель ограничатся лишь красивыми словами. Глава ЕЦБ Марио Драги первым поднимется на трибуну, чтобы, как всегда, заявить, что он сделает «все возможное» для спасения единой валюты. И он правда это сделает. Лидеры Франции и Германии в свою очередь поспешно соберут саммит в защиту ЕС и евро. Положа руку на сердце, они «вновь подтвердят» свой неизменный европейский курс и пообещают уже совсем скоро предложить план более глубокой интеграции еврозоны по налогообложению, энергетике, цифровым технологиям и т.д. (в этом разнородном списке может набраться еще немало пунктов). Они опять скажут, что Европа движется вперед, и что кризисы лишь закаляют ее.
Кроме того, в ответ на британский референдум, в попытке не позволить другим странам поддаться соблазну уйти они заявят в едином порыве о непоколебимом стремлении усилить демократический характер процесса построения единой Европы. Все будет обставлено очень красиво, словно пара Миттеран-Коль рука об руку в Вердене. Франция и Германия — железная ось. И тем хуже для Великобритании.
Можно сразу сказать: все это — недостаточный и отчаянный ответ. Того подъема, что должен был бы вызвать исторический шок выхода Великобритании, так и не случится. Ни Меркель и ни Олланд, ни один из лидеров европейских стран или целой плеяды «президентов» в органах ЕС — никто из них не в состоянии дать простой и четкий ответ на простой и четкий вопрос: откуда взялась такая нелюбовь народа?
Популистская баталия
Дебаты в Великобритании оказались весьма показательными, только в другом смысле. Сторонникам выхода не удалось доказать отрицательный характер Европы. С интеллектуальной точки зрения в их поражении не остается сомнений: в доказательство своего утверждения им быстро пришлось отбросить цифры и факты, перейдя в поле чистых эмоций. От оценок экономических и социальных последствий выхода Великобритании из ЕС отмахиваются небрежным движением руки как от «необъективных». Размышления об оказавшейся в одиночестве Англии (швейцарская, норвежская, турецкая модель?) так и не удостоились серьезного представления. Однако поражение в сфере здравого смысла не имеет значения, ведь борьба разворачивается в самом что ни на есть популистском поле: разжигание заблуждений и страхов, начиная, разумеется, с иммиграции и потери британским народом «контроля над своей собственной судьбой».
Именно поэтому сторонники Европы не нашли, что ответить. Их слова об общих налоговых нормах, координации политики и вложениях во Frontex совершенно бессильны перед критикой европейской технократии. Заявления о демократизации ЕС воспринимаются как шутка. На эмоции можно отвечать только эмоциями. Сейчас, когда Европа отцов-основателей больше не работает, нужно было бы сделать упор на общей культуре, гуманистической модели, «цивилизации глобализации», как говорит Патрик Лами. С интеллектуальной точки зрения это, конечно, очень правильно.
Британский референдум и популистская риторика в целом контрастируют с тем, чем была Европа после Второй мировой войны — зоной согласия и либерального интернационализма (как в экономическом, так и политическом плане). Сегодняшние мировые проблемы (климат, терроризм, иммиграция) требуют региональных и глобальных решений, а стремление наций закрыться в себе иллюзорно. Европа сегодня важна, как никогда.
Это все правда. Только скажите рабочему, что Европа хорошая, потому что гуманистическая… К европейским представлениям сегодня никто не прислушивается, потому что они туманные, теоретические и противоречат чувствам людей.
Единственным вариантом для Европы было бы по-настоящему работать на благо европейских народов. Это подразумевает и положительные представления в нашем мире страхов, где эмоции играют роль аргументов. Но это означает, что Европе для начала нужно работать правильным, позитивным образом. Но последние 20 лет, с эпохи Ширака-Шредера модель Монне-Делора была заброшена в угоду межправительственной, в рамках которой с Еврокомиссией никто не считается, а все решают государства. Эта модель призвана обеспечить лучшее соблюдение национальных интересов, и отчасти это верно. Но в целом машина больше почти не продвигается вперед и плодит одно лишь разочарование. Греческий кризис стал спасительной халтурой, но он ничего не дал в плане видения нашей экономики в среднесрочной перспективе. Что с переводами? Долгами? Общим бюджетом? Межправительственная Европа породила еще большую технократию, на которую возложили всю вину. Из-за национальных правительств на смену европейскому духу пришло уныние. В таких условиях от народов не приходится ждать любви к Европе.
Подъем в сторону федерализма в ЕС — всего лишь мечта. Выйти из межправительственной схемы невозможно. Если мы хотим, чтобы дальнейшая интеграция не оказалась очередной халтурой и обрела реальный смысл, Франции и Германии необходимо в срочном порядке отбросить разногласия и выработать единый подход. Преодолеть нелюбовь народов сможет только политический союз. Вызов серьезный, а путь очень трудный. Но если Париж и Берлин окажутся не в силах выработать философский консенсус в экономической, военной и организационной сфере, следующими на выход будут немцы.
Источник:
