Региональный план России: от Турции до Индонезии
Николай Пахомов (Nikolay Pakhomov)
Политическое потрясение в виде референдума по Брекситу уже во многих отношениях изменило состояние международных дел. В то время как большинство американских экспертов отмечали параллели между гневом британских и американских избирателей и возможные негативные последствия для мировой экономики, лишь некоторые из них учли значение референдума для американской внешней политики, приводя в качестве примера возможное окончание американского «азиатского курса». В то же время некоторые события показали, что Россия, которую, по заявлениям тех же экспертов, можно считать одним из ключевых победителей по результатам референдума Брексит, не должна спешить склоняться ни к какому курсу: российская внешняя политика уже выработала евразийский вектор, который с каждым годом становится все важнее.
В то же время кое-что необходимо прояснить с самого начала: эта евразийская политика не имеет ничего общего с весьма аморфной идеологией евразийства, влиянию которого в России западные эксперты постоянно придают слишком большое значение. Имея не слишком положительный опыт с идеологически обусловленной внешней политикой (изначально коммунизмом во время Холодной войны, далее — в последнее десятилетие XX века — либерализмом), внешняя политика России довольно прагматична. В заданных рамках Евразия понимается как макрорегион, в котором расположена Россия, и который на протяжении веков был естественной приоритетной зоной для российских международных дел.
Так случилось, что именно после референдума по Брекситу еще несколько событий дали основания анализировать шаги российской дипломатии в данном направлении. Некоторые из них, как, например, визит Путина в Узбекистан на юбилейное заседание Совета глав государств-членов Шанхайской организации сотрудничества, так и его визит в Китай, — были запланированы, в то время как другие — такие, как извинения Турции за сбитый в ноябре 2015 г. истребитель — разумеется, запланированы не были. Однако каждое из них дало основания для споров о том, что российская дипломатия приносит результаты, благодаря которым Москва становится мощным игроком с подлинно евразийским потенциалом.
Чтобы понять, так ли это, давайте проанализируем вышеупомянутые события в хронологической последовательности. 23 июня Владимир Путин прибыл в Ташкент на заседание Шанхайской организации сотрудничества. Некоторые наблюдатели писали о китайском господстве и давних российско-китайских спорах внутри ШОС, но тщательный анализ последних событий дает достаточно оснований, чтобы поставить эти умозаключения под сомнение. Наиболее ярким событием в Ташкенте, произошедшим при поддержке России, стало включение Индии в организацию в качестве полноправного члена, одно это может стать достаточной причиной, чтобы пересмотреть утверждения о господстве Китая в ШОС. Далее мы не должны забывать, что несмотря на существующий фокус на безопасности, когда исламский экстремизм представляет основную угрозу, на повестке дня ШОС набирает вес экономическое сотрудничество, и Россия всеми силами поддерживает эту тенденцию.
Последнее можно объяснить главным образом тем, что ни Москва, ни Пекин не считают — или, по крайней мере, открыто не говорят — что Средняя Азия является зоной соперничества. Причиной для этого, во-первых, является то, что если обе страны будут требовать «исключительных» прав от стран региона, это не найдет понимания у глав среднеазиатских государств, которые предпочитают балансировать между двумя крупнейшими державами; а во-вторых, все перспективные проекты дорого обходятся аутсайдерам, вне зависимости от Китая и России.
Причина — в недостаточном умении среднеазиатских республик подходить к решению разных вопросов — социальных, экономических, политических или связанных с безопасностью. Даже Казахстан, гораздо более успешный по сравнению с испытывающими затруднения соседями, сталкивается с угрозами своей безопасности. Все это означает, что пять бывших советских республик стремятся к поддержке крупных держав и, в то время как Россия несколько столетий связана с регионом, неочевидно, что Пекин готов, или хочет взять на себя эту ответственность.
В любом случае, при активной российской поддержке Шанхайская организация сотрудничества превращается в форум для обсуждения региональных проблем — как в сфере безопасности, так и в экономике. В последнее время экономическое сотрудничество стало полноправно обсуждаться на повестке дня ШОС, составляя конкуренцию вопросам безопасности. Ташкентский саммит не был исключением: помимо дальнейших шагов, дополняющих планы экономического сотрудничества, обсуждалась интеграция с инициативой Китайского шелкового пути. В течение многих лет эту инициативу считали, если не угрозой для России, то, по крайней мере, средством ослабления российского влияния в Евразии. Так, Украина хотела принять участие в этом проекте, чтобы не зависеть от России. Очевидно, что Москва, на самом деле, может выиграть, согласившись с этой инициативой Пекина: если Китай ищет лишь более удобные способы связи с Европой, России ничто не помешает принять участие в этом проекте.
После Ташкента президент Путин отправился в Пекин, где среди многочисленных проектов экономического сотрудничества обсуждался также Шелковый путь и Евразийский экономический союз, формат сотрудничества в постсоветском пространстве, которому Кремль отдает свое предпочтение. Принимая во внимание планы России на развитие сотрудничества между Евразийским экономическим союзом, и не только ШОС, но и АСЕАН (Ассоциацию государств Юго-Восточной Азии), сложно поспорить, что у российских планов значительный, подлинно евразийский размах. Разумеется, можно возразить, что эти планы далеки от исполнения; однако они являются неотъемлемой частью повестки дня во внешней политики России. Как минимум, мы видим, что у России есть стратегическая долгосрочная политика, и ей не требуется «брать курс» к региону, испытывающему последствия кризисов, которым конца нет в сегодняшней мировой политике. Принимая в расчет последние визиты российского президента, мы видим, что сам Путин принимает активное участие в разработке этих планов.
Когда Путин вернулся в Россию 27 июня, политика России дала результаты на другой стороне Евразии: президент Турции Эрдоган прислал письмо с извинениями за сбитый в ноябре прошлого года российский самолет. В данном случае зарубежные и российские критики действий Кремля во время кризиса найдут достаточное количество правомерных аргументов в поддержку своего мнения, однако сложно поспорить с тем, что Турция в конце концов сделала то, что, во-первых, было бы нормально для любого государства, несущего ответственность за свои действия, а во-вторых, то, что от нее ожидала, если не требовала, Москва с начала конфликта, вызванного сбитием Су-24М 24 ноября 2015 года
Сегодня очевидно, что нападение турецкого F-16 на российский самолет было либо очень неудачным инцидентом и, в целом, провальным решением турецкого военного руководства, или опрометчивой, почти обреченной на провал попыткой Анкары заявить о себе в регионе и на мировой арене. Правду узнают лишь историки, но на данном этапе важно, что при любых обстоятельствах Турции надо было дать задний ход и принести извинения.
Что еще более важно, российская политика в сущности не оставила Анкаре других опций. Российский рынок очень важен для турецкой экономики, особенно для туризма, сельского хозяйства и продовольственного сектора. На данный момент у Турции нет альтернатив российскому природному газу. Российская позиция в регионе, усиленная ее вмешательством в сирийский конфликт, является достаточным стимулом для властей любого региона для сотрудничества с Москвой. Реакция России на бряцание оружием со стороны Турции, после инцидента была сдержанной и, как показывают извинения Эрдогана, результативной. С одной стороны, под прицелом был турецкий бизнес, имеющий больше преимуществ от сотрудничества с Россией. С другой — Москва воздержалась от резких мер, которых требовали от нее российские хищники. Кремль даже объявил во всеуслышание, что долгосрочные, широко разрекламированные двусторонние проекты, от строительства АЭС в Турции до газового трубопровода через Турцию в Европу, приостановлены из-за санкций.
Причина этого ограничения была проста: оба проекта имеют большее значение, чем просто сотрудничество Турции и России. АЭС в Аккую представляет собой пример того, что Россия может продать в другие страны, которые имеют средства и нуждаются в атомных станциях. Газовый трубопровод «Турецкий поток» должен был транспортировать больше российского газа в Южную и Центральную Европу. Неудивительно, что вслед за письмом Эрдогана между странами начали налаживаться отношения: после телефонных переговоров между лидерами стран Россия начала процедуру снятия санкций с Турции. Министры иностранных дел обеих стран встретились, и сразу стали распространяться слухи, что Турция может позволить России использовать базу в Инчирлике для операций в Сирии.
Так, в течение недели после поездки Путина на Восток и шагов Турции по нормализации отношений с Россией наблюдатели смогли увидеть силу российских позиций в Евразии — от Босфора до Молуккских островов, где Россия планирует организовать зону свободной торговли между Евразийским экономическим союзом и где вскоре сможет пожинать плоды АСЕАН. Какие выводы могут сделать для себя другие мировые державы, увидев эту линию российской внешней политики?
Во-первых, что евразийские рамки, несмотря на все проблемы, довольно естественны и близки России. Какое бы давление Запад, и особенно США (расположенные, кстати, в другом полушарии) ни оказывало на Россию, Москве хватает пространства, чтобы уравновесить это давление связями с многочисленными странами, находящимися по ее евразийским границам и подкрепляемыми вековой историей существования бок о бок друг с другом.
Во-вторых, стратегия России в Евразии основана на том, что ее отношения внутри региона имеют многоуровневый характер. Почти любому крупному игроку в регионе Россия при необходимости может предложить перспективный формат отношений. Это может быть партнерство по вопросам безопасности в разных сферах, от ядерного контроля до угрозы исламских фундаменталистов, от мер по борьбе с наркотиками до кибербезопасности, или экономическое партнерство — опять же в разных форматах, в сфере энергетических ресурсов или инвестиций, развития инфраструктуры или потребительского рынка, производства или технологий.
Все эти факторы нужно иметь в виду, анализируя российскую внешнюю политику. У Кремля много трудностей в евразийском макрорегионе; часто цели, которые ставит перед собой Россия, оказываются за пределами ее нынешних возможностей. Однако было бы ошибкой не принимать во внимание шаги России в Евразии. Как известно, президент Обама назвал Россию «региональной державой». Даже если это утверждение верно, и под регионом мы будем понимать Евразию, то действия Москвы будут иметь глобальные последствия.
Источник:
