Россия: стабильность и благосостояние превыше человечности и свободы?
Сергей Грабовский
В далеком от нас 1932 году выдающийся российский физиолог Иван Павлов — академик и Нобелевский лауреат — так определил главные причины популярности тоталитарных идей в России и преданности большинства россиян деспотической власти, под какими бы лозунгами она ни выступала: «Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека — он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами».
С позиции сегодняшнего дня стоит спросить себя: прав ли был выдающийся ученый? Или, возможно, он был крайне неполиткорректен, говоря такое о своем народе? С моей точки зрения, его позиция, высказанная в условиях сталинского тоталитарного режима, в любом случае заслуживает уважения и принятия к сведению.
Не меньший эвристический потенциал, кажется, имеет и сформулированная в те же годы концепция западного философа и психоаналитика Эриха Фромма, которую он высказал впоследствии в книге «Бегство от свободы». По Фромму, определенные общественные обстоятельства, неблагоприятные для человеческой самореализации и счастья, связанные с распадом предыдущего типа общественных связей и возникновением неуверенности в себе изолированного индивида, стимулируют возникновение массового невротического по своей сути состояния, когда возникает соблазн отказа от свободы в пользу преодоление одиночества и получения гарантий хотя бы минимального благополучия. Уверенность в себе, внутреннюю силу индивид приобретает не за счет мобилизации ресурсов собственного «Я» и дружеских отношений с другими индивидами, а благодаря подчинению обезличенным механизмам автократической власти. Эта внешняя сила становится неким «волшебным помощником» человека, который добровольно подчиняет себя внешнему авторитету — партии, государству, вождю, «закону и порядку» как самоценности.
Российское «бегство от свободы», как и способность не видеть за словами действий, имеют серьезное историческое основание. Если бы его не было, то как бы, скажем, могла нынешняя российская историческая наука (несогласных можно пересчитать по пальцам) оценивать период правления Сталина как в целом прогрессивную эпоху «общественной модернизации», а десятки миллионов жертв списывать на «неизбежные трудности», — и это без возражений со стороны не только малообразованной публики, но и со стороны известных интеллектуалов и студентов, которые учатся на книгах таких историков…
Что ж, свою роль сыграли и времена Ивана Грозного, и сотни лет самодержавия, и рабское состояние крестьянства, известное под фальшивым именем «крепостного права», и все те колоссальные трагедии, которые происходили за последние сто лет с русским народом — и не в последнюю очередь благодаря определенным качествам большинства этого народа. Но не будем слишком углубляться в историю, посмотрим на последние 25 лет, прошедшие со времени «августовского путча». Падение коммунизма и провозглашение демократии было с энтузиазмом воспринято большинством общества. Но настроения ощутимо изменились в силу вопиющей непривлекательности рыночных (точнее, квазирыночных) реформ, которые в своей основе имели переход производственных, сырьевых и торговых мощностей из корпоративно-бюрократической к кланово-олигархической собственности, а для основной массы населения свелись к резкому обнищанию и потере трудовых мотиваций. «Лихие девяностые» — так сейчас принято называть то десятилетие, хотя именно тогда существовала реальная свобода слова и политической деятельности, а гуманитарная наука не была служанкой «линии партии». Однако это отошло на задний план перед необходимостью сохранения такого-сякого благосостояния. Если в Польше для этого население стремилось быстрее двигаться вперед, то в России на первый план вышло массовое желание повернуть колесо истории. Возродились антидемократические настроения, тяга к «сильной руке», неосталинистским методам управления, к уравнительной социальной справедливости. А дефолт 1998 года стал тяжелым ударом по среднему классу и отвлек его установки от ценностей свободы в пользу поиска «закона и порядка» любой ценой. Поэтому Россия конца 1990-х стала местом, где «бегство от свободы» оказалось в силу комплекса обстоятельств установкой десятков и десятков миллионов людей.
К этим факторам следует добавить почти всеобщее стремление к «восстановлению утраченного величия» Российского государства, продолжению его «исторической миссии» как центра какой-то особой цивилизации, в корне отличающейся от европейской. При этом не только власть, но и большинство общества согласно, что основные европейские принципы социальной и политической жизни могут оказаться вредными для русского человека. При этом власть и большинство населения современной России демонстрируют единство даже больше, чем это было в последнее десятилетие существования СССР.
Неоимперская психология, коренящаяся в массовом сознании россиян, имеет одним из главных своих последствий постоянный рост ксенофобии в этой стране, несмотря на кажущуюся борьбу власти с этим явлением. Внутренняя ксенофобия влечет многочисленные факты нападений в РФ на лиц «неславянской внешности» и убийства «нацменов». Внешние векторы неоимперской ксенофобии направлены, как всегда, против стран Запада, прежде всего США, Польши, Англии, а также против тех бывших союзных республик, которые демонстрируют политическую самостоятельность и не делают реверансов в сторону Москвы, прежде всего Украины. Поэтому здесь есть еще одно измерение единства власти и большинства населения страны. Такое опасное для самой РФ единство на почве откровенного шовинизма обусловлено не какими-то биогенетическими недостатками россиян, как об этом говорят слишком рьяные украинские националисты, а реальной историей российско-советской империи.
Соответственно и главный вектор движения России направлен в другую сторону, чем в Европе и многих государствах Азии и Америки: в сторону усиления роли государства в социальной и экономической жизни, всевластия бюрократических структур, сведения к минимуму институтов гражданского общества и самовольной активности граждан, подконтрольности и сервильности СМИ и Интернета, постоянного роста патерналистских ожиданий населения и т.п.
На этом фоне и появился Владимир Путин как «волшебный помощник» каждого человека, как «борец против олигархов» и «возродитель величия России в мире». Ну а дальше «национальный лидер» сам стал организатором движения РФ в «светлое прошлое» и важным фактором мощности этого движения. Результаты мы видим своими глазами, и это, похоже, еще не конец процессов «бегства от свободы». Неужели Иван Павлов был прав, и его формулировки справедливы на все времена, или то явление, которое он описал с научной безжалостностью, все же рано или поздно уйдет в прошлое?
Источник:
