У каждого есть право на свое мнение, но не на свои факты
Юлия Родина
«Россия ведет дезинформационные кампании и хочет, чтобы мы, журналисты, стали солдатами в этой инфовойне. Но мы — журналисты — должны говорить о том, чем качественная и правдивая информация отличается от пропаганды и дезинформации», — уверен Инго Маннтойфель, руководитель отдела Восточной Европы и главный редактор русской редакции Deutsche Welle.
«Дезинформация — это намеренное распространение фальшивой информации с целью искажения восприятия реальности у читателя. Человек, распространяющий ее, знает, что информация фальшивая. Одно из правил качественной журналистики — показать читателям, показать, что данная информация неверна», — сказал он в интервью Delfi. «Каждый нормальный журналист стремится к тому, чтобы показать реальность, ему стыдно, когда он допускает ошибки. Мне всегда стыдно, когда моя редакция делает какие-то ошибки. Я знаю, что они делают их ненамеренно. Но мы и показываем, что допустили ошибку и как мы ее исправили».
Среди проблем, которые стоят перед журналистами, он называет нерентабельность бизнес-модели бумажных газет, поиск новых способов финансирования и новых бизнес-моделей для изданий.
«Техника идет вперед, но правила журналистики остаются прежними. Инструменты коммуникации меняются, но это не угроза для журналистики», — рассуждает Маннтойфель.
По словам журналиста, свободная и качественная журналистика — это прозрачность, много источников и проверка информации, а также — разделение между новостями и мнениями.
Delfi.ee: Нередко приходится сталкиваться с убеждением «со всех сторон неправда». Российские СМИ тоже часто транслируют именно такой посыл. Что можно противопоставить такой установке?
Инго Маннтойфель: Если человек читает разные источники и делает свои выводы — это уже хорошо. У всех должна быть возможность читать, что хочется, и сравнивать разные факты и мнения. Но мы сейчас видим, в особенности, со стороны кремлевских СМИ, что они создают тысячу разных теорий и распространяют их. В итоге в инфопространстве образуется очень большой шум, и этими теориями они замусоривают информационное пространство, чтобы в конце концов правдивая информация выглядела просто одной из теорий.
У каждого есть право на свое мнение, но не на свои факты. Потому что настоящие проверенные факты должны быть основой для дискуссии. Сейчас, в дигитальный век, одна из самых важных задач для журналистов состоит в том, чтобы дать читателям ориентир в инфопространстве, чтобы читатель понимал, где факты и правда.
Например, журналисты могут делать следующее: рассказывать, что мы о событии знаем точно, а чего мы не знаем.
Ведь мы мало знаем правды о том, что происходит сейчас в Сирии и на востоке Украины, потому что там по понятным причинам работает очень мало независимых журналистов. Получить оттуда достоверную информацию крайне сложно, и мы как журналисты должны это прямо сказать. Мы (DW — прим. ред.), например, публикуем такие материалы, в которых показано, что на данный момент достоверно известно о произошедшем, а чего мы не знаем.
— Украинский кризис стал настоящим вызовом для многих новостных редакций. Никогда мы еще не сталкивались с таким объемом противоречивой и иногда взаимоисключающей информации, с таким валом дезинформации. Была ли напряженность внутри вашей редакции в этот период?
— Напряженности в редакции не было. Мы спорили внутри о разных аспектах. Спорили о том, как называть сепаратистов. Как вы знаете, в России их называют ополченцами, украинские читатели хотели, чтобы мы называли их террористами. Мы обсудили все подобные вопросы. Это была обычная журналистская работа, когда ты обсуждаешь терминологию.
— Какие выводы в русской редакции Deutsche Welle сделали по итогам освещения украинских событий? Как писать о таких темах, не скатываясь в контрпропаганду?
— Я хочу подчеркнуть, что Deutche Welle — это общественно-правовая медиакомпания. Ведь Германия — это демократическая страна. Мы не можем вести какую-то контрпропаганду. Как демократическое общество мы можем только реагировать с помощью качественной журналистики.
Говоря об уроках украинского кризиса: мы должны понимать, что мы — журналисты. В отличие от дезинформаторов, которые могут придумывать, что им угодно, мы должны проверять факты. Поэтому мы не всегда так быстро можем реагировать на дезинформацию. Но из-за скорости новых инструментов в наш цифровой век мы тоже должны быть быстрыми, реагировать на дезинформацию, деконструировать ее, давать читателям факты.
Также русская редакция DW теперь работает круглосуточно, потому что мы должны быть оперативны.
Еще один важный урок: давать читателю ориентиры, показывать, как пропаганда и дезинформация работают.
— Какова, на ваш взгляд, ситуация со СМИ на Украине? Стала ли пресса там свободнее?
— Как известно, летом произошло убийство журналиста (Павла Шеремета — прим. ред.). Это дало ощущение того, что там что-то не так. И ведь до сих пор точно не известно, кто заказал убийство.
Но проблема (с украинскими СМИ — прим. ред.) несравнима с ситуацией в России. Сейчас украинские СМИ довольно свободно распространяют информацию.
Из Германии мне видна такая тенденция: случается, что украинские журналисты хотят делать «патриотическую журналистику». Бывают случаи, когда они ведут себя как информационные воины и показывают это. Я думаю, что это неверное направление. Мы должны оставаться журналистами и критиковать украинское правительство за недореформы и так далее.
У нас (на DW — прим. ред.) работает Жанна Немцова, и она берет интервью у разных людей из России и Европы. У нас часто выходили интервью с критиками Кремля, потом нас упрекнули в том, что мы якобы односторонние — слишком антипутинские. Я на это отвечаю так: а вы знаете, что у нас были интервью с Порошенко и Климкиным, и их даже показывали на российском телевидении, потому что они были очень критичными. И эти интервью в России показали как пример краха украинской политики.
Но как только мы делает подобные интервью, это сразу «путинская пропаганда», а если говорим с другой стороной — «антипутинская». Я думаю, что наша задача — критически задавать вопросы всем ключевым политикам и экспертам, вне зависимости от того, какая у них позиция.
Важно относиться критически ко всем политикам, потому что наша задача не в трансляции их мыслей. Мы работаем для аудитории, которая через нас сможет лучше понять, что происходит в мире.
— Что бы вы при этом ответили человеку, который говорит: «А мне просто нравится смотреть Соловьева и Киселева»?
— Для меня это не журналистика, то, что вы приводите, это хорошо придуманный нарратив. И приходится констатировать, что есть люди, которым нравится слышать такой нарратив, но они не должны верить в сказки, которые им рассказывают. Они могут слушать эти рассказы, но они не должны думать, будто бы понимают, что происходит в мире.
— Sputnik и Russia Today — насколько они активны и популярны в Германии?
— В Германии есть Sputnik и Russia Today. Мне кажется, что их влияние не так велико и читают их не так много. Они работают как катализаторы уже имеющихся в обществе тенденций. И если они нарушат закон, то их должны наказать. Но я сомневаюсь, что эти издания могут повлиять или как-то изменить политику в Германии, потому что у нас открытое общество и правовое государство. К тому же, я не видел такой информации, которую мы бы могли получить только из этих источников.
— Каковы сейчас, по-вашему, главные проблемы журналистики — кроме работы в условиях огромного объема дезинформации?
— Найти бизнес-модель, которая работает в век Фейсбука и Твиттера. Поспевать за технологической скоростью. Уверен, через пару лет репортажи будут делаться в 3D и с применением виртуальной реальности.
С одной стороны, эти техники станут дешевле, а с другой — это означает очень сильную конкуренцию. И журналист должен сегодня адаптироваться к этой ситуации, но при этом остаться журналистом.
Источник:
