Илья Чичкан . Автор фото: Александр Яремчук, «Сегодня»

Интервью с художником Ильей Чичканом: «Я и без завистников знаю, что бездарен»

Один из самых дорогих украинских художников рассказал, как выжил в детстве благодаря сердобольным соседям

Один из самых дорогих украинских художников рассказал в интервью газете «Сегодня», как выжил  в детстве благодаря сердобольным соседям, почему его выгоняли со всех работ, о гопниках, которым не понравились его штаны, и о мечте купить мотоцикл.

— Илья, сегодня вы один из самых дорогих украинских художников. А у вас бывали времена, когда вы были нищим и голодным?

— Мне действительно приходилось бывать голодным — я ведь из очень «благополучно неблагополучной» семьи. Когда еще был жив мой дед, академик, то у нас все было очень круто. Я обожаю его — отличный мужик был. А вот мои родители были типичными детьми цветов — такими себе советскими хиппи. Им все было до лампочки, в том числе и мы с братом. Неудивительно, что росли мы, просто как два волчонка. И пока папа с мамой хипповали, нас подкармливали сердобольные соседи. Это уже потом, когда суд лишил маму материнских прав, за наше воспитание взялась бабушка. Почему не отец? Ну, он нашел себе новую женщину, и ему снова стало не до нас. Поэтому, поверьте, я очень хорошо знаю, что такое оставаться совсем без еды. Даже такую историю могу вспомнить: я жил в спальном районе, обычная киевская окраина, и так вышло, что у меня на руках на время оказался младенец. Не чужой, понятное дело, а кого-то из родственников — у мамы же толпа сестер была, которые тоже хипповали. Так вот, тот ребенок в какой-то момент начал страшно плакать. И я понял: он явно хочет есть, а денег у меня ну вообще нет. В общем, я нашел пару бутылок, сдал их и на вырученные средства приобрел супчик. Но купил по неопытности пакетный суп харчо! Рожа, конечно, после этого супчика у ребенка была та еще!

— До того, как вы стали художником, кем успели поработать?

— Я делал для фарцовщиков паленые американские вещи. Довольно смешно делались знаменитые «варенки»: брался валик, которым стены красят, на него накатывалась веревка, все это дело опускалось в хлорку — и на штаны. Это, конечно, подлая штука, потому что джинсы разваливались после первой же стирки, но у меня были дети, поэтому выбора особо не было. Это давно было, когда я еще жил с первой женой. А когда я начал тусовать со второй женой, то умудрился попасть в рекламу. Причем устроился я туда работать арт-директором. Правда, уже очень скоро меня оттуда выгнали, как, впрочем и отовсюду. Почему выгнали? Так ведь я ж ни фига не делал! Я вообще все это ненавидел. Не верил, например, что один стиральный порошок может быть лучше другого. Когда домработница с моей женой обсуждают какое-то очередное средство, меня это просто с ног сшибает. И все сотрудники у меня лежали с бодуна на столах и ни черта не делали. Это был специальный подкоп с моей стороны под рекламное агентство. Я был суперагентом для того, чтобы разрушить эту гнилую систему изнутри! Правда, у меня так ничего и не вышло.

— Однажды вы сказали, что у вас много завистников…

— Это так. Но моя фишка в том, что я и без них знаю, что бездарен. Поверьте, худшего судьи себе, чем я сам, не найти. А вообще, вся зависть — от внутренней неустроенности. У людей в природе быть несчастными. У меня есть знакомый олигарх, у которого был один из первых шестисотых «мерсов» в Киеве, он был одним из главных тусовщиков, у него были самые крутые девицы. Так вот, он взял и специально спустил все свое состояние. Сейчас мужик катается на трамваях и счастлив до невозможности! К чему я это? Не знаю, но история классная.

— Это правда, что вы не работаете с украинскими галереями, потому что они жутко жадные?

— Они отжимают себе 50% от проданной картины. Но это всемирная схема. Различие в том, что на Западе галерея заинтересована в том, чтобы промоутировать художника, она очень много средств вкладывает в издание его каталогов, еще во что-то. Галерея все время работает на пиар художника — как рекламное агентство практически. А наши галереи спокойно берут свои 50%, но при этом ничего не делают. С другой стороны, у нас, в принципе, действующих галерей не так уж и много. А если говорить о мировом уровне, то вообще ни одной. Потому и работать с ними просто нет смысла.

— То есть вы сами продаете свои работы?

— У меня есть энное количество коллекционеров на Западе, в России и тут — слава Богу, они иногда у меня что-то заказывают, и я им очень за это благодарен.

— А вам случалось продавать свои работы, просто стоя на улице? Как те же художники, что на Андреевском спуске стоят?

— Картины — нет. А вот рубашки… Однажды я с приятелем нашил рубашек из батика и потом продавал их — как раз стоя на Андреевском.

— Судя по вам, вы тот еще жук. Чего только стоит история с палеными шмотками. Скажите, вас за это еще никто не бил?

— Меня когда-то отмудохали за штаны. У меня были зачетные вельветовые штанцы, на которые я еще и какие-то звезды нашил — мне казалось, что это красиво. Но гопники не разделяли мои взгляды на прекрасное. В этом наши с ними мироздания не сошлись (смеетсякурсив).

— Вы живете и в Киеве, и на Гоа. Как вам вообще пришла идея переселиться в Индию?

— Случайно увидел рекламный плакат — типа «Съезди в Индию за 600 долларов». А тут еще кто-то присоветовал съездить в такой штат, как Гоа. Приехал — понравилось. С тех пор ежегодно провожу там пять месяцев в году. Пережидаю холода, так сказать.

— И как живется белому человеку в Индии?

— О, я придумал принцип: давать тамошним людям чуток себя дурить. При этом делаю вид, что не понимаю, что меня дурят. Индусы — те еще дети. Они так радуются: а-а-а, мы его обманули! Столько счастья! Что еще? Я развожу там кур, а когда уезжаю, то выпускаю их на свободу. Я вообще люблю за ними наблюдать: куры — это реальный «Нэшнл Джеографик». Кстати, у меня там был один борзый петух, так он вечно меня гнобил: идешь себе по своему пальмовому саду из дома в мастерскую, а он тебя преследует. Пришлось купить второго петуха, чтобы они между собой махались, а не на меня кидались! Устраивал потом петушиные бои. Чуть не забыл — еще я усы себе отпустил в Индии. У них же это там как средство коммуникации, своеобразная антенна понимания. После того, как отпустил их, меня уважать стали, пропускать в очереди, продукты хорошие продавать на рынке.

— Сколько по времени и как часто вы рисуете?

— Я рисую по пять-шесть часов ежедневно. Если не делаю этого, то впадаю в депрессию, полным г***ом себя чувствую. Я и так же непонятно чем занимаюсь, а так хотя бы чем-то занят!

— Одни из самых ваших известных работ — это серия «Психодарвинизм»: приматы, в чьих чертах узнаются известные люди, к примеру, Юлия Тимошенко, Владимир Путин. А вы помните, как появились ваши первые обезьянки?

— Я жил четыре года в Берлине. Там есть место, где было КПП — с русскими и американскими солдатами. Война — это же вообще что-то звериное. И эволюция человечества тоже связана с войной. Так вот, там висели портреты солдат, а я нарисовал им обезьяньи рожи и сделал такой себе перформанс. И всем это понравилось, так что теперь у меня уже целый обезьяний заповедник — больше ста приматов.

— В Индии, насколько я знаю, вы тоже устраивали перформансы…

— Однажды я сделал между пальмами огромную растяжку, где обозвал одного политического деятеля. А у них там как раз проходил свой праздник, когда все друг в друга красками кидаются. Так вот, на фото и на видео, которые я снял, получалось так, будто они празднуют не этот свой праздник, а появление моей растяжки. Кстати, ее у меня украли той же ночью. И это при том, что у меня огроменный и очень надежный забор. Ведь дом, который я снимаю, старый, времен колониальных войн. То есть сделано там все монументально и на совесть. Как сперли — вопрос.

— Ваша супруга Маша вроде ж официально и не жена вам вовсе?

— Вообще-то я сделал Маше предложение, но она сказала, что подумает. Уже пять лет думает, задумчивая такая девушка. С другой стороны, она ж с Троещины (спальный район Киева. — Авт.пж), закалка у нее еще та (смеется).

— Сейчас в моде все сносить: неугодные памятники, мемориальные доски, дома. Будь ваша воля, что бы вы снесли?

— Я бы ничего не сносил. Но я бы обязательно вернул назад Сенной рынок (легендарное здание, антикварная толкучка в Киеве, снесенная в 2005 году. — Авт.пж). Это вообще такой подлый, скотский поступок! Это же реально красивое место было. До сих пор по Сенке тоскую…

— Когда вы в Украине, то живете в селе под Киевом. Не любите шум города?

— Да нет, просто в селе прикольнее. Я ж вообще социопат. А в деревне люди как-то чище, честнее. Мне нравится с ними болтать «за жизнь». Хотя мы с ними говорим, конечно, на разных языках. Потому что у них — суржик, но мы пытаемся друг друга понять. Однажды в огромном стогу сена я заметил нору. «Мыкола, — спрашиваю, — что это?» — «Харик!» — «Какой такой харик, что это еще за животное?». Думаю, надо будет в интернете пробить. Но кто-то рядом проходил и подсказал, добрый человек, что это хорек на самом деле.

В моем селе, кстати, очень красивые мужики — они ж в физическом труде воспитаны. А вот бабы страшные — жуть… Из забавного: местные как-то увидели меня по телевизору вместе с Катей Осадчей, так что я у них теперь звезда — через забор заглядывают.

— 29 августа вам стукнет 50 лет — вас эта цифра не пугает?

— Еще как! Я из-за этого постоянно волнение и давление испытываю. Серьезно. С перепугу даже стал заниматься теннисом.

— А что бы вы сами себе подарили на день рождения?

— Я хотел бы купить мотоцикл. Но сейчас не могу финансово себе эту блажь позволить.

— Что вам необходимо для работы? Какие условия?

— Для того, чтобы мне было весело, мне нужно выпить. Нужно же как-то стимулировать творческий процесс, особенно если выполняешь какой-нибудь заказ.

— Какую свою картину вы больше всего не любите?

— Да у меня миллион моих картин, которые я терпеть не могу. На самом деле где-то девяносто процентов. Я ведь действительно не очень хороший живописец, слабенький. Но при этом — неплохой художник. Хотя… я скорее концептуалист, и мне больше нравятся какие-то мои фотографии. Но если вернуться к картинам, то есть то, чем я все-таки горжусь. Мне очень нравится мой живописный проект, в котором я повторил работы своего дедушки Леонида Чичкана — они когда-то сгорели у папы в мастерской. Маша купила через аукцион Ebay каталог с этими работами, я посмотрел на них и решил повторить. Правда, у деда это были маленькие этюды, а я увеличил их масштаб. Назвал я все это дело «Дедовщиной».

— Ваш сын Давид тоже художник?

— Давид у меня синдикалист-анархист, что-то в этом роде. Он очень крутой, у него свои кумиры — Михаил Бакунин (один из самых влиятельных анархистов в мире. — Авт.пж), Лев Троцкий (один из организаторов революции 1917 года. — Авт.пж). Но я в его дела не лезу. Еще он занимается муай-тай — тайским боксом. Недавно, кстати, приезжал ко мне в Индию. Давид больше на легкие наркотики заточен. Но сейчас у него появилась девушка, которая взяла его в свои цепкие руки.

Источник: www.segodnya.ua