Министр перпендикуляров. Зачем Японии министерство по отношениям с Россией
Максим Крылов
1 сентября, за день до отъезда во Владивосток, Синдзо Абэ расширил свой кабинет министров еще одной должностью: теперь в японском правительстве есть целый государственный министр по вопросам экономического сотрудничества с Россией.
Это событие уже вызвало некоторую ажитацию в последней: «Вот тебе, Обабушка, и Юрьев день, провалились твои попытки изолировать Россию на международной арене». Нет в Японии государственного министра по экономическому сотрудничеству ни с Америкой, ни с Китаем, ни вообще с кем бы то ни было, а с Россией теперь есть.
Способствует ажитации и личность нового министра: Хиросигэ Сэко — человек из ближайшего окружения Абэ и его доверенное лицо. С момента возвращения нынешнего премьера во власть в декабре 2012 года Сэко работал заместителем главного секретаря кабинета министров (ближайший российский аналог — первый заместитель руководителя администрации президента); в этом качестве он курировал, помимо всего прочего, и российско-японские отношения. В августе этого года Сэко пошел на повышение и возглавил циклопическое Министерство экономики, торговли и промышленности. Работу на этом ответственном посту он и будет совмещать с усилиями по развитию экономического сотрудничества с Россией.
Впрочем, излишний энтузиазм здесь в силу целого ряда причин придется умерить. Во-первых, российско-японские экономические отношения находятся сейчас в столь плачевном состоянии, что их впору передавать в министерство по чрезвычайным ситуациям, но его в Японии еще не учредили. Товарооборот между двумя странами упал в период с 2013 по 2015 год на треть, и, судя по всему, продолжит падать и в этом году; между тем Россия и в относительно благополучные времена не входила даже в десятку крупнейших торговых партнеров Японии.
Во-вторых, Абэ вообще любит по поводу и без создавать и упразднять разные экзотические министерские посты: в нынешнем кабинете, например, есть должности «министра по вопросам второго шанса» и «министра по динамичному вовлечению всех граждан». В-третьих, в японском правительстве есть и государственный министр по проблемам Окинавы и Северных территорий, а Северными территориями в Японии принято называть то, что в России считается частью Сахалинской области. Откуда, собственно, и весь сыр-бор в российско-японских отношениях в последние 70 лет.
Тем не менее налицо постепенное усиление административной мускулатуры, которая должна, по замыслу японского премьера, способствовать активизации диалога между Москвой и Токио: к примеру, еще в августе Абэ назначил своего младшего брата Нобуо Киси заместителем министра иностранных дел, поручив ему российское направление японской внешней политики. Вот с этой усиленной мускулатурой Абэ и отправился 2 сентября во Владивосток встречаться с Путиным и участвовать в Восточном экономическом форуме.
Краткое содержание предыдущих серий: начиная с 2006 года Абэ и Путин в своих нынешних должностях встречались лично уже 13 раз, в последний раз — в мае этого года в Сочи. Там японский премьер высоко отозвался о достоинствах местных пейзажей и климата, а также выразил желание сдвинуть двусторонние отношения с мертвой точки, где они пребывали с момента начала украинского кризиса в 2014 году. Сдвигать их, по мысли Абэ, следует двумя рычагами: «новым подходом» к решению проблемы территориального спора и амбициозным планом экономического сотрудничества из 8 пунктов.
Какие-либо детали относительно «нового подхода» в прессу с тех пор так и не просочились, в результате чего аналитики по сей день блуждают в четырех соснах и окружающем их тумане с картины «Сосновый лес» кисти Тохаку Хасэгавы. Правда, по итогам встречи во Владивостоке Абэ похвалился «позитивной отдачей» от переговоров по спорным островам, но рассеиванию тумана это не сильно способствовало.
С экономикой между тем ясности стало побольше, чему немало помогли первый за пять лет визит в Россию высокопоставленной делегации «Кэйданрэна» (японский аналог Российского союза промышленников и предпринимателей) и ответные визиты руководителей российских профильных ведомств в Японию. В результате, пусть и не без обещаний, гарантий, а зачастую и прямого участия со стороны государства, японские деловые круги заметно активизировались на российском направлении. К примеру, Mitsui & Co. совместно с Банком Японии для международного сотрудничества (JBIC) объявили о намерении приобрести 5% акций РусГидро на общую сумму более 21 млрд рублей (соответствующий меморандум о взаимопонимании был подписан в рамках форума во Владивостоке).
Параллельно появились сообщения о заинтересованности Marubeni Corporation в развитии нефтехимической промышленности и портовой инфраструктуры российского Дальнего Востока. Наконец, 2 сентября в японскую прессу просочились слухи о том, что Японская национальная корпорация по нефти, газу и металлам (JOGMEC) готова купить порядка 10% акций Роснефти на общую сумму примерно 10 млрд долларов, но слухи эти с тех пор были дезавуированы на столь высоком уровне, что ныне уже и вспоминать совестно. Впрочем, тогда же и на том же уровне было объявлено, что правительство Японии рассматривает возможность скорейшего внесения поправок в Закон о JOGMEC с тем, чтобы позволить компании в одиночку совершать подобные сделки в будущем. Так что интрига осталась.
Сам Абэ полетел во Владивосток с обросшим новыми подробностями планом по улучшению жизни простых россиян: в нем японский премьер обещает и увеличить продолжительность жизни (за счет постройки сети больниц, оснащенных самым современным японским медицинским оборудованием), и решить квартирный вопрос (путем развития малоэтажного деревянного домостроения), и даже избавить Москву (и все российские города-миллионники) от пробок.
Странно здесь вот что: будущее, которое сулит России «план Абэ», столь прекрасно, что с такой программой вполне можно было бы отъесть несколько процентов у «Единой России» на предстоящих выборах в Думу. А поскольку у японского премьера есть помимо России еще и собственная страна, это вызывает серьезные сомнения в искренности его намерений. Когда на одиннадцатый год войны данайцы внезапно объявились под стенами Трои с деревянной лошадью на колесах под разговоры о развитии транспортной инфраструктуры, отдельные троянцы (вполне обоснованно, как выяснилось вскоре) стали подозревать неладное.
Между тем Синдзо Абэ не устает повторять, что ключом к решению проблем в российско-японских отношениях является именно установление доверительных отношений между двумя странами, в первую очередь — между их лидерами. Владимир Путин в своем недавнем интервью Bloomberg, сравнивая российско-китайские и российско-японские отношения в контексте территориальных споров, высказался примерно в том же духе: «Если мы добьемся такого же высокого уровня доверия с Японией, то и здесь мы можем найти какие-то компромиссы». Укреплению доверия, по мысли Абэ, должны в первую очередь способствовать регулярные личные встречи с Путиным. Две такие встречи должны состояться еще до конца текущего года: первая запланирована в рамках саммита АТЭС в ноябре, вторая же должна пройти в середине декабря в «родовом гнезде» Синдзо Абэ — префектуре Ямагути.
В этой логике, при всех ее достоинствах, есть одна проблема фундаментального свойства: у России и Японии слишком мало точек соприкосновения, на основе которых можно было бы выстраивать долгосрочное партнерство и тем самым укреплять взаимное доверие; даже очень хорошие личные отношения между двумя лидерами не могут отменить этого простого факта. Там же, где эти точки соприкосновения сейчас есть (экономика и территориальный спор), интересы стран пересекаются под прямым углом. Так, продвигаемая Абэ активизация российско-японских экономических связей не имеет под собой почти никаких объективных предпосылок: цены на энергоносители и российская экономика по-прежнему ищут дно, что ощутимо бьет как по перспективам развития двусторонней торговли, так и по доходности любых потенциальных инвестиций в Россию. В свою очередь, «социальные» инициативы Абэ, перечисленные выше, и вовсе являются чистой благотворительностью. Любой прогресс на этом направлении неизбежно обернется для Японии исключительно издержками, которые она захочет конвертировать в приобретения в аспекте территориального спора. В свою очередь, любые подвижки здесь оборачиваются чистым минусом уже для России.
Игры с нулевой суммой обычно — не самый лучший путь к установлению доверия. В условиях, когда ощутимый прогресс на любом из двух, как говорят, треков практически сразу приводит к болезненным потерям для одной из сторон, наиболее рациональная тактика для несущего потери заключается в затягивании этого прогресса. Другими словами, Японии выгодно придерживать дальнейшую детализацию (и тем более — имплементацию) плана экономического сотрудничества, России — избегать предметного разговора об островах. В итоге переговоры на обоих направлениях постоянно рискуют свалиться в штопор абстрактных благопожеланий, что обычно способствует нарастанию подозрительности, а не укреплению доверия. И чем дальше, тем больше.
Размен потерями по двум направлениям теоретически возможен, но дополнительная сложность заключается здесь в несоизмеримости любых потенциальных уступок: синее очень плохо поддается измерению в мягком, а развитие транспортной инфраструктуры Челябинска (и даже покупка акций Роснефти) — в тихоокеанских островах.
Российско-японская повестка дня, таким образом, к настоящему моменту большей частью состоит из двух локальных игр с нулевой суммой, где потенциальные потери и приобретения с трудом поддаются точной конвертации друг в друга.
Это, кстати, отнюдь не исключает возможности прорыва по обоим направлениям, хотя и делает его довольно маловероятным. Интересно другое: подобный прорыв, случись он завтра, скорее всего, станет концом нынешнего «медового месяца» в российско-японских отношениях, а не началом чего-то большого и нового: инициировавшая сближение Япония, удовлетворив свои потребности, с высокой вероятностью потеряет интерес к процессу. И это еще одна причина, по которой России выгодно затягивать разговор по островам. Пока — до середины декабря.
Источник:
